Тайна родной крови - Марина Болдова Страница 8

Мерный гул двигателей самолета убаюкивал, но Вера Михайловна так и не смогла заснуть. Всю дорогу, искоса посматривая на беззаботно дремавшего в соседнем кресле мужа, пыталась перебрать в уме варианты того, что может ее ожидать в родном городе. Придумывала ситуацию, гнала мысли через «тьфу-тьфу, не сглазить» и вновь что-то себе сочиняла. Наконец, измучившись, закрыла глаза вроде бы на минутку, а проспала, как позже выяснилось, почти час.

Она умела опережать события, так ей казалось. Часто еще до того, что должно произойти, ей как бы виделась картинка, немой киношный кадр с действующим главным героем. Так было, когда Катя повредила руку, нечаянно толкнув локтем стоявший на подставке горячий утюг. Вера Михайловна обернулась от плиты к девочке именно в тот момент, когда та уже потянулась за шнуром, чтобы выдернуть из розетки. Утюг Вера Михайловна подхватить успела, по локтю Кати он только чуть скользнул, оставив небольшой продолговатый след на нежной коже… И когда Ромка перегнулся через перила балкона в доме культуры, где они давали концерт, она тоже вдруг поняла, что кирпич, на который он привстанет, полетит вниз со второго этажа, и Ромкина нога повиснет в воздухе… Она поймала его тогда за брючный ремень, рванула на себя, упала, больно стукнувшись спиной о выступающий угол стены.

Сейчас она силилась угадать, что будет, и не могла.

– Ну что ты маешься! – услышала она голос проснувшегося мужа. – Все уже позади! Вера, эти поездки тебя доконают, если ты все будешь пропускать через себя. Ты начинаешь дергаться еще дома. Часто без повода.

– В этот раз причин для волнений было предостаточно, – не удержалась она от язвительного тона, вспомнив последний перед отъездом серьезный разговор с Федором. – Главное, ты так вовремя подсуетился…

– Не начинай, Вера! Я же тебе сказал, что буду помогать семье, – досадливо поморщился тот, и Вера, замолчав, отвернулась.

«Так семьи больше нет. Какая ж семья без отца…» – подумала она почти равнодушно, только где-то глубоко в сердце слегка кольнуло больное чувство обиды.

…Ей казалось, самый сложный характер у Кирилла. Частые перепады его настроения иной раз доводили ее до слез. Удавалось, правда, их скрыть, вовремя шмыгнув на кухню или в ванную комнату. И, досчитав до десяти, медленно, с глубокими вдохами-выдохами, успокоиться. Покрасневшие глаза она маскировала очками – зрение с детства было неважным, и дымчатые стекла надежно скрывали следы ее минутной слабости.

Катя первой предложила показать его детскому психологу. «Мама Вера, это у него неспроста… Не от невоспитанности! Это что-то из раннего детства!» – предположила она, а Вера Михайловна согласилась.

…Отец и мать Кирилла Рощина были артистами эстрады, родившими ребенка, когда им было по девятнадцать лет. Бабушек, готовых воспитывать малыша, не было, и маленький Кир рос на руках случайно подвернувшихся нянек, самой постоянной из которых был вахтер дома культуры дядя Вася. Отставной майор, страстный выпивоха, из-за чего и не сложилась его военная карьера, давал мальчику, чтобы тот не плакал, импровизированную соску: мякиш хлеба, завернутый в марлю и смоченный в пиве. Весь день ребенок посапывал в коляске рядом с ним, не слыша ни хлопков входных дверей, ни шума голосов проходивших мимо людей. С годами дядю Васю сменила соседка, из жалости согласившись за мизерную плату брать малыша на день. Привыкший спать днем, Кирилл отыгрывался ночью, доводя уставших родителей до отчаяния своим голодным ором. Те ссорились, пытаясь переложить обязанности по уходу за ним друг на друга, затем бурно мирились под его плач.

Когда Кириллу исполнилось пять, он в одночасье стал сиротой: микроавтобус с артистами, возвращавшимися с концерта из районного центра, попал в аварию. Погибли только родители Кирилла…

И все же сгладить неровности психики мальчика помог не психолог, а время и любовь.

А вот с Ромой проблемы были куда более серьезные. До сих пор тот кричит по ночам, просыпается, пугаясь собственного крика, и пугая других…

Вера Михайловна выглянула в иллюминатор. Самолет заходил на посадку. Они впервые возвращались домой глубокой ночью.