Измена - Меган Хорхенсен Страница 8

Португалия, южное побережье. 7 марта 2004 года.

…Мы бредём по пустому пляжу. В воскресный день, на южном берегу Португалии, в курортном местечке, где вода всегда холодна, но где прекрасно проводят время любители спокойного неторопливого отдыха. Например, семейные пары после долгих лет жизни.

Пора начинать разговор. Через несколько минут отдых закончится. Точнее, закончится отдых Мари. Для меня с самого начала это не отпуск, а отчаянная попытка найти решение в безнадежной ситуации.

* * *

Я люблю Мари и я знаю, что Мари любит меня. Двенадцать лет — срок достаточный для того, чтобы понять и оценить наши чувства. Я обречён на эту любовь до конца дней, сколько бы их ни оставалось. Что же касается Мари, то если меня не станет, ей придётся второй раз пройти через пытку, уже однажды испытанную.

Мари вспоминала, как однажды, через несколько дней после гибели Стаса, он пришёл к ней. Стоял прямо перед глазами — молча, тихо, печально. Смотрел, прощаясь, протягивая руку, пытаясь что-то сказать. Был реален и ощутим. Даже тепло исходило от тела. Потом стал удаляться, уменьшаться, уходя в рамочку, похожую на на экран телевизора. И ушёл навсегда.

В тот момент, когда Стас появился, Мари лежала на диване и плакала. Плакала в сотый раз за те жуткие недели после выстрелов в прихожей. Заснула? Забылась? Привиделось? Мы слишком материалисты, чтобы верить в приход призраков. Мари понадобилось ещё два года для того, чтобы боль утихла и спряталась.

Ещё через пару лет появился я (несколько неровных связей с симпатичными партнерами не считаются). С первым мужем Мари прожила пятнадцать лет, со мной пока меньше.

* * *

Пора начинать разговор. Я теряюсь. Я всегда теряюсь, когда знаю, что веду себя по отношению к Мари не очень честно (хотя никогда ей не лгу). Но у меня нет выхода.

— Ты помнишь нашу первую поездку?

— Черногория? Где вдоль пляжа ездил чуть ли не игрушечный паровозик, на котором можно было доехать до рынка?

Улыбаюсь. Понятно, почему Мари вспомнилась Черногория. Горячий пляж, усталость, поход к далёкому городку. Жаль, что здесь, в Португалии, нет такого паровозика. Правда, в Черногории был не паровозик, а автомобильчик, украшенный игрушечной паровозной трубой, с десятком прицепов-вагончиков. Всё равно удобней, чем топать пешком несколько километров по песку.

— Нет, путаешь. В первый раз мы вместе ездили в Аргентину!

— Разве?.. Подожди… Да, действительно. Но ведь мы не вместе летели?

— Ты невнимательна. Я спросил, помнишь ли ты нашу первую поездку. А как именно мы до Аргентины доехали или долетели, я не спрашивал.

Мари смеётся. Она привыкла к подобным шутливым уколам, незаметным собеседнику, от которых получаю удовольствие только я — эксперт и профессионал по вылавливанию подобных противоречивых мелочей, автоматически их отмечающий даже в разговоре с женой. Остальным — нормальным — людям эти тонкости не нужны.

— Помню. Я прилетела из Москвы, а ты из Нью-Йорка. Ты встречал меня в аэропорту Буэнос-Айреса. Летела я больше суток, с тремя посадками, меня укачало, какой-то дядька весь полёт напрашивался на знакомство. Была полумертва от усталости. Пройдя таможню, шла к выходу, не зная, сохранил ли ты чувства, о которых говорил перед расставанием. Мы переписывались, переговаривались по телефону, но в первый раз встречались после большой разлуки длиною в нескончаемые три месяца.

— Да, в Нью-Йорке я просидел в два раза дольше, чем предполагалось.

— Помню. Когда ты сказал по телефону, что задерживаешься, мне показалось, будто ты не хочешь встречаться. Сейчас не помню, плакала ли, положив трубку, или сдержалась. Но было очень больно. А когда ты сказал, что командировка продлевается из-за поездки в Аргентину, я поняла, что больше мы не увидимся.

— Странный ты человечек, Мари. Ведь я же сказал тогда, что ты должна прилететь, что я буду ждать тебя в аэропорту, что коллега купит и привезёт билет.

— Да, конечно. Но тогда я не знала тебя так, как сейчас. Мне казалось, будто всё это отговорки и пустые обещания. Пока не появился какой-то парень, не вручил торжественно билет и не забрал паспорт, чтобы проставить в нём визу, — немного помолчав, она продолжила: — В аэропорту Буэнос-Айреса я очень боялась встречи. Боялась ощутить равнодушие, рыцарский долг сохранять дружеские отношения, прощальный подарок — перед расставанием джентльмен свозил бывшую любовницу в экзотическую страну. И только увидев тебя, увидев, как ты на меня смотришь, вдруг стало легко. Очень легко. Примерно так же, как героям картин Шагала, летающим в оранжевых небесах.

Я сжимаю её ладонь. Наклоняюсь и осторожно целую в щёку. Я не знаю, что сказать. Я не умею выражать чувства словами. Поэтому Мари считает меня чёрствым и холодным. Но она любит меня, несмотря на мою холодность.

— В Буэнос-Айресе мне приходилось оставлять тебя каждый день, с утра до вечера. Я никогда не говорил тебе, зачем туда ездил…

— У тебя были какие-то встречи в посольстве. И с адвокатами. Но я не скучала. По-моему, мы не так уж плохо провели время.

Мари снова смеётся. Тогда мы действительно неплохо провели время. Утром, когда я уходил, Мари ещё спала — из-за разницы во времени с Москвой для неё местное утро было поздним вечером. Мне, прилетевшему из Нью-Йорка, было легко вставать, быстренько завтракать и бежать по делам. Мари же мучительно медленно просыпалась после полудня, прихорашивалась, пила кофе с местными булочками — свежайшими, ароматными и невероятно вкусными, — а затем шла гулять по огромному городу-монстру.

Гостиница стояла в самом центре, поэтому Мари удавалось обойти модные магазины и сувенирные лавки, не заходя слишком далеко. К пяти вечера возвращался я, и тогда мы вместе отправлялись на настоящую прогулку по таинственным портовым кварталам и старинным улочкам. Два дня из семи мы были вместе с утра до вечера. В первый из них покатались на прогулочном катере по дельте реки, во второй отправились в пригородный посёлок за покупками — там одежду продавали оптом, а значит, дешевле.