Остаться в живых. Прицельная дальность - Ян Валетов Страница 8

— Точно.

— И ночью?

— И ночью.

Она склонилась так, чтобы касаться его грудью. Намеренно. Пименов в этом не сомневался.

— Просто идти по линии, назад?

— Да.

— Как по хлебным крошкам?

— Даже проще.

Пименов переложил штурвал на несколько румбов правее, чтобы обойти скальную гряду, тянувшуюся перпендикулярно берегу. Там, где она подходила вплотную к поверхности, образуя банку площадью несколько сот квадратных метров, на воде вскипали буруны. «Тайна» качнулась на волне и пошла резать ее в три четверти, сменив гладкую боковую раскачку на довольно-таки резвый аллюр. Снизу, из каюты, перекрывая бормотание дизеля и ветер, раздался протяжный мучительный стон.

— Он таки испоганит мне каюту, — обреченно сказала Изотова.

— Не думаю, — утешил ее Губатый. — Но проблем будет полно. Палатка у меня есть, можно и на берегу ночевать, но это лишняя головная боль. На судне удобнее, конечно. В тех местах скалы подходят вплотную к воде. Оползни частые — там берег высокий. Если штормит — на берегу не останешься. Не то что палатку, валуны смывает. На Неделю Любви к морю и не подойти было…

При словах о Неделе Любви Ленка посмотрела на Пименова так, как смотрит на мышку кошка, с тем же чувством превосходства и вседозволенности.

Неделей Любви здесь называли первые семь дней августа. В эти дни здесь почти всегда лили проливные дожди, сильно смахивающие на тропические ливни. С гор несло коричнево-желтую грязь, вскипали селевой жижей горные речушки, и море било о скалы гигантскими волнами. Ни купаться, ни загорать в такую погоду отдыхающие, конечно, не могли. Оставалось одно занятие…

Именно в эту неделю много лет назад Пименов и Изотова познакомились поближе.

— Ты помнишь? — сказала она многозначительно.

— Помню, — откликнулся он. — Но что это меняет? Я не это имел в виду, Лена. Я просто сказал о том, что твой супружник будет мучиться ровно столько, сколько мы будем в море. И не факт, что лагерь можно будет разбить на берегу. Он уже «никакой», а нас еще и не болтало по-настоящему. Конечно, посмотрим по глубинам, но кажется мне, что стать на якорь в самой бухте у нас может и не получиться.

— Это его проблема.

— Это будет наша проблема. Нас только трое.

— Ну и что?

— Ничего, — усмехнулся Губатый. — Если бы мы ехали на пикник… Ты с аквалангом ныряла?

— Не-а… — протянула Изотова, закуривая очередную сигарету. Какую уже за сегодня? Десятую, двадцатую? — Но я быстро учусь. Покажешь.

— А он?

— Не смеши. Он и нырять? Разве что в ванной.

— Значит, реально искать «Ноту» смогу я один. И это не радует. Если работать на глубинах до пятнадцати, вы через день худо-бедно сможете, правда, под моим наблюдением, но глубже — уже нет. А если нырять придется глубже сорока, тогда нужен настоящий водолазный костюм и люди на лебедке и компрессоре. Знаешь, Изотова?..

— Что, Пима?

— Это даже не авантюра. Это полное говно.

— Если бы все было легко, то мы не были бы первыми.

— А мы первые? — спросил Губатый. — Откуда это известно? Прошло почти девяносто лет. Ты думаешь, никто не видел этих бумажек в архивах? Ладно, пусть даже так! Вам сказочно повезло! Совпадение — ты находишь бабульку, Олег — документы. Все отлично! Вы вдвоем находите идиота, то есть меня! Но. Есть одно «но»! Какие у нас шторма — тебе рассказывать не надо. Мы еще детьми купались на Шесхарисе ^[9] рядом с «Барбариной» ^[10]. Ее вышвырнуло на берег, как хворостинку! И это в бухте. А там, куда мы плывем, — открытое море. Если корму занесло чуть ближе к берегу и она легла метрах на десяти — ее разбило тем же летом и искать там нечего. Если она легла чуть глубже, там, где отметка метров пятьдесят, нужно специальное оборудование. Без него мы ничего не найдем, хоть год будем нырять рядом.

Она отошла и села на край стола, болтая ногой.

— И ты бы не попробовал? Узнал бы то, что я — и не попробовал? Что мы теряем?

— Ну, предположим, в этой истории теряю я.

— Что?

— Время, Изотова. Время и деньги.

Ленка соскочила со стола и подошла к нему вплотную. Он ощутил ее дыхание у себя на шее, потом оно коснулось уха.

— А если я сделаю так, что ты ничего не потеряешь? — сказала она вкрадчиво.

Они были почти одного роста. Изотова разве что чуть-чуть ниже и ее груди коснулись его лопаток, а прохладный живот — спины. Руки ее, мускулистые, с коротко обрезанными ногтями, скользнули под его рубашку, надетую навыпуск, и прошлись под поясом холщовых шорт.

— Изотова, — сказал Губатый. — Остынь. Я не хочу неприятностей.

— Я не предлагаю тебе неприятностей. Наоборот, я предлагаю тебе приятности.

— Мне неудобно тебе напоминать, но… Ты помнишь, кто сейчас лежит в каюте?

— Плевать.

— Есть у меня принцип. — Пименов сам удивился, как сдавленно прозвучал его голос. Словно кто-то ухватил его рукой за горло. — Принцип простой: никогда не смешивать работу и удовольствие.

— Да? — спросила Ленка, изобразив голосом невинность и удивление. — И получается?

Ее рука скользнула за пояс шорт и натолкнулась…

А на что, собственно, она еще могла натолкнуться?

— Ого! — произнесла Изотова и гортанно хохотнула. — Не смешивать, говоришь? Ну, ну…

Она отстранилась от Пименова и стала справа от него, рассматривая с иронией и интересом.

— Знаешь, никогда никого не упрашивала! И теперь не буду… Посмотрим, какой ты Сухов! Сколько лет прошло, Пима, а ты все еще на меня стойку делаешь… Может быть, ты и забыл, а вот он — нет. И ему плевать на то, что и с чем ты не смешиваешь…

Губатый молчал. Спорить было глупо. А делать надо было минутой раньше. Теперь уже ситуация требовала держать марку.

«Дурак, — подумал он про себя. — Конченый дурак! Ты никому ничего не должен. В конце концов, ты хозяин судна, и только от тебя сейчас зависит успех дела. Можешь считать ее входящей в плату за участие».

Он переложил руль влево. «Тайна» неторопливо стала бортом к пологой волне, и ритм качки опять сменился. В ответ из кубрика раздался болезненный стон.

— Ладно, — сказала Изотова, не скрывая издевки. — Он страдает. Ты рули. Я пойду на нос, позагораю. Все будут при деле.