Блондинки моего мужа - Ирина Потанина Страница 8

Таким Темка нравился мне куда больше.

— Да, извините, — Маша попыталась соответствовать атмосфере общей собранности. — В семнадцать лет, устав от навязчивой отцовской опеки, я сбежала из дому. Мама умерла, когда мне было пятнадцать, поэтому некому было оградить меня от строгого воспитания отца. Он пытался вырастить из меня отъявленную стерву. Эдакую белую кость, презирающую все вокруг. Не разрешал выходить никуда с «простыми смертными», приставил репетиторов, не оставляя ни минуты свободного времени, в качестве отдыха навязывал общение с детками таких же, как он, богатеев, совершенно не учитывая, нравятся они мне или нет. В общем, навязанная им жизнь постепенно становилась невыносимой, и я сбежала в столицу. Позвонила отцу и сказала: «Не ищи меня, все равно не найдешь, не оставила я себе ничего от тебя — ни фамилии, ни связей, ни средств».

— Как же ты жила? — удивился Артем.

— Да нормально, — улыбнулась рассказчица, — как все. Сначала училась и в общаге обитала, потом работу нашла. Что сложного-то? Плохо только, что, пока я лишения терпела и на ноги становилась, лжекузен времени даром не терял. Возле отца моего пасся, наследство себе высиживал. А я возьми да объявись перед самой смертью отца. Бедный братец, надо было видеть его выражение лица, когда я вошла в комнату умирающего папеньки! А мне тогда сон приснился, что отец заболел. Вот я не выдержала и приехала. Оказалось — вовремя. Мы, знаете, те несколько дней, что нам отведено было, так хорошо с отцом поговорили, — Маша изо всех сил старалась не разрыдаться, и ей это почти удавалось. — Простили друг другу все. Вспоминали маму. Вот тогда рассказал он мне про завещание. Оказывается, часть наследства кузену действительно перепала, но основное все — мне. Я говорила отцу: «Ты, папа, не выдумывай, выздоравливай лучше. Мне деньги эти не нужны вовсе. Мне ты нужен». А он так разволновался от такого моего заявления, что тут же и умер от нахлынувших чувств. Представляете?

— Мои соболезнования, — вставила я.

— Спасибо, вам также, — автоматически ответила Маша и тут же спохватилась: — Ох, простите, это я от нервов чушь плету. Так вот, приехала я сюда на дачу. Ту, что за вашим забором, заброшенную. Ее моя мама когда-то любила, а после ее смерти, кажется, и не бывал тут никто. Отцу больно было возвращаться туда, где все про нее напоминает. Ну и, значит, чтобы в городской квартире не жить — там к тому времени давно уже лжекузен как у себя дома расхаживал, — рванула я сразу после похорон сюда, на дачу. Решила обдумать свое положение. А братец возьми да и приедь за мной. Поговорить, мол, надо. Так, мол, и так, говорит, перед смертью у папеньки, видимо, крыша поехала, вот он и наговорил тебе всякого. На самом деле завещание гласит, что все имущество твоего отца мне в собственность переходит. Я лично завещание видел, хочу тебя предупредить, чтобы ни на что не рассчитывала. Я отвечаю, что неправда это. Кузен вдруг как разозлится! Начал кричать, угрожать и проговорился тогда:

«Да я семь лет за твоим противным стариком следом ходил, чтобы это наследство получить! Я в поте лица все до последней копеечки отработал! Попробуй-ка с таким отвратительным спесивым брюзгой пообщайся! Все мне достанется! Все! Вот увидишь! Уезжай, откуда приехала, и не морочь мне голову».

«И не подумаю! — отвечаю я. — Не столько потому, что на что-то претендую, — я как-то на наследство это не рассчитывала никогда, не сильно оно меня заботит, если честно, — сколько просто от общей несправедливости происходящего».

«Слушай, ты! — не унимался лжекузен. — Ты в жизни ничего не понимаешь, ты в городе этом, считай, и не жила, порядков тутошних не знаешь. Уезжай подобру-поздорову. Совсем без средств не останешься, я тебе какой-нибудь капитал выделю. Но в дела с наследством не лезь! У меня в этом городе все давно схвачено. Завещание сейчас в надежных руках хранится — у детектива, который на нашу компанию лет сто уже работает. На нашу компанию — это теперь значит — на меня. Понимаешь?»

«Понимаю, — и не думала отступать я. — Хранится так хранится. Вот я и подожду, пока ваш детектив не огласит завещание. А если там что-то не то будет, о чем папа мне на словах сказал, то я судиться начну. Тем паче что у меня фотка завещания есть. Папочка мне ее перед смертью показал, чтобы я его словам про наследство поверила. Фотку я, конечно, распечатала. И теперь имеется копия завещания, где в наследницах числюсь я. И копия эта тоже находится в надежных руках у надежного детектива. Так что мы с тобой, братец, в равных условиях, — это я, конечно, зря сказанула. Придумала, просто чтобы припугнуть лжекузена. Но куда уже деваться — ляпнула, значит, и дальше гну свое: — Волю покойного выполнить нужно. Я тебе тоже средства выделить могу. Если угрожать перестанешь, конечно».

«Я, понятно, ничего такого не боюсь, но лучше отдай мне эту копию! — попросил лжекузен, а у самого аж губы от паники побелели. — Если сунешься в суд, то только зря время и деньги потратишь. Во-первых, в моем завещании — все чисто. А во-вторых, моя невеста, между прочим, — дочка очень важного человека в судебной системе нашего города. Сечешь?»

Я ужасно разозлилась от этой его неслыханной самоуверенности. И потом, отец не пережил бы такого наглого нарушения его воли. Собственно, он и не мог пережить, потому как умер уже, но…

— Маша, ну что ты оправдываешься? — вмешалась я. — Это совершенно естественно, что тебя не устраивает гнусный подлог с наследством. Конечно, нужно подождать, пока огласят завещание и, если в нем что-то не так, судиться. Даже если у тебя копии никакой нет, доказать, что у лжекузена — поддельное завещание, уже будет важным шагом.

— Я так и собиралась. Но теперь… Понимаете, после этого разговора я так разозлилась… Думала, какого черта я тут на даче сижу?! Приеду сейчас в городскую квартиру — она же моя, а не его. А завтра пойду в суд, и к журналистам, и… Вот такая глупая идеалистка я была еще вчера, — Маша натянуто рассмеялась.

— Хорошо, что ты еще находишь в себе силы смеяться, — одобрила я гостью.

— Один известный классик сказал, что люди смеются лишь для того, чтоб не плакать, — ответила Мария и продолжила: — А я сейчас вот о чем думаю. Понимаете, на этой даче лжекузен раньше ни разу не появлялся. Он всегда отдыхал в другом отцовском загородном доме. Заново отстроенном, современном. А тут вдруг приперся. Будто нарочно для провокации. Может, я насочиняла себе все, но… Кузен мой не один приехал, а с шофером. И шофер тот вроде возился со своей машиной, а когда услышал про копию завещания, то, возможно, и в моей что-то подкрутил. Это все могут быть мои домыслы, но… Как-то так лжекузен повел разговор, будто нарочно меня подстрекал сорваться с места и немедленно в город помчаться. Он что-то такое сказал, и мне вдруг отчаянно захотелось ввязаться в настоящую открытую войну… Приехать в город, чтобы перед всем честным народом заявить: мол, вот она я — наследница — живу у себя дома. Я тут же собрала самые необходимые вещи и рванула уезжать. А тут — загадка с машиной…

— Не столько с машиной, сколько с намерениями твоего кузена, — констатировала я. — Георгий тоже ведь считает, что дело там нечисто.

— В том-то и вопрос, понимаете? — скривилась Маша. — Теперь я даже не знаю, стоит ли идти в суд. Если у человека преступные намерения… Может, нужно плюнуть на все? С голоду не помру. Я сейчас не так уж плохо зарабатываю. Жила всегда без отцовских денег и дальше проживу.