Седьмой лимузин - Дональд Стэнвуд Страница 79

«Я убежден, Алан, что женщины и разочарования ходят рука об руку. В случае же с Люсиндой это особенно справедливо. Ах, каким умником я тогда себе казался! Я видел ее насквозь — что да, то да. Видел другую сторону — и не видел ее самое».

Давным-давно, задолго до того, как началось это безумие, связанное со звуковым кино, Люсинда научилась быть признательной Гривену за его умение время от времени прикидываться слепым. Да нет, он видел достаточно, а порой и слишком много — его грустные глаза, ища невесть чего, следили за каждым ее шагом; стоило ему с понимающим видом расхохотаться в ходе одной из их всегдашних стычек, и у Люсинды поневоле напрягался подбородок.

Но слишком скоро Карл перестал довольствоваться Люсиндой как портновским манекеном, который можно приодеть то так, то этак, — ему захотелось нажимать на пружинки и дергать за веревочки, захотелось, чтобы она начала говорить его словами. Слава Богу, что он теперь смотрел на нее как бы сквозь призму, и его воображаемая Лили затмевала подлинную Люсинду. Люсинда, впрочем, вовсе не была огорчена подобным поворотом событий — ибо ей удавалось ускользать из оболочки Лили, оставляя несчастного Карла в дураках.

Несчастный Карл. Должно быть, она и впрямь любила его. Иначе почему ее сердце болезненно сжималась, когда в очередной раз, удаляясь с каким-нибудь красавчиком, она видела, как болезненно дрожит и дергается его лицо? Если бы еще не его мужская настойчивость! Секс — исконный враг романтических отношений, где же она это читала? Так или иначе, именно секс делал их борьбу особенно сложной. Сколько раз, лежа во тьме, она мечтала о пустынном острове, о коттедже на берегу океана — и когда это казалось уже вполне досягаемым… появлялся очередной налившийся багровой кровью мужской член.

Разумеется, она умела управляться с ними, знала, как укротить всю эту энергию, как, раз уж пошла такая пьянка, попытаться извлечь из этого удовольствие. Но желанный миг наставал, лишь когда она застывала в неподвижности, не имитируя безумной страсти. Так у нее было и с отцом. От него пахло прокисшим пивом, его похожие на сардельки пальцы елозили по ее телу. Затем он взгромождался на нее всей своей тяжестью, а она, в ожидании, пока все закончится, пересчитывала набухшие жилки у него на носу.

Но, конечно, не все мужчины таковы. И уж наверняка не таков Элио. Люсинда физически чувствовала на себе его взгляд, чего у нее не случалось с Карлом. Вот уж кто не ведает никаких сомнений! По крайней мере, тех, которые могли бы заставить терзаться угрызениями совести ее самое. И вся эта история с королевским лимузином соединит их; она с самого начала не воспринимала Элио в отдельности от его машины, думала ли она о накатывающих волнах страсти или о нежных ласках на зеленом лугу. Как хорошо припасть к этой поросшей темными волосами римлянина груди, запустить в них пальцы… Но она не могла и помыслить о таком, осознавая, как будет страдать Карл. Несчастный Карл.

Нет, лучше представить себе что-нибудь другое, причем совершенно невообразимое. Ночь с Адольфом Гитлером! О Господи, интересно, на что он похож в голом виде? Люсинда невольно содрогнулась. Но в то же время не стала от себя скрывать, что в нем чувствуется порода. Она с самого начала ощутила это. От него исходила такая диковинная энергия, что у Люсинды возникло желание надеть повязку на глаза — то ли себе, то ли ему.

Отец однажды рассказал ей одну историю — в те дни, когда она еще сидела у него на коленях. Историю Гензеля и Гретель. И Люсинда пришла в ужас. Эту несчастную старуху сварили заживо! Глаза Гитлера заставили ее вспомнить об этой истории. Они были как два глазка, за которыми бушевало печное пламя.

Но тут сыграла свою партию Гели; это была роль кокетливой простушки, и Люсинда подумала, что, возможно, сперва ошиблась, что на смену страшной сказке должна прийти самая банальная любовная история. Что Адольф всего лишь очередной кобелина, которому нравится вилять хвостом. О Господи, но как Гели может — пусть даже и невинно — флиртовать с человеком, у которого такие бледные безволосые ноги! Хотя колени, пожалуй, неплохи.

От Люсинды не ускользнуло, сколь внимательно Анжела смотрит вслед удаляющимся Гитлеру и Гессу. Нечто в Анжеле, в том, как она хлопотала с подносом, напомнило Люсинде собственную мать. Те же покатые плечи, те же глубокие складки в углах рта, появляющиеся после того, как она узнавала об очередной отцовской глупости. Люсинда, сама того не желая, вызвалась помочь Анжеле, вызвалась разделить с нею ее бремя.

Карл проводил их глазами, вид у него был озадаченный, просто недоумевающий. Вот и отлично! Пусть вспомнит, что его заводная игрушка в силах передвигаться и сама по себе.

Анжела кивком головы показала, какой из коридоров ведет на кухню. Голос ее брата, истошный и в нормальных условиях, сейчас, в разговоре по телефону, захлебывался яростью. Что-то о политике, что-то насчет партийных дел в Мюнхене. Люсинда зажала уши.

— Наш маленький дом, — мягко, словно извиняясь за крик брата, сказала Анжела, — наверняка показался вам чересчур скромным, фройляйн Краус. Да у вас и слуг, наверное, много…

— Только не при Карле. Они его нервируют.

Всю кухню заполнял запах масла, словно солнечный свет благоухал в окне. Большая чугунная печь, медные щипцы… Люсинда поневоле улыбнулась.

— Как мило. Чертогами демона не назвать!

— Да, мой брат без ума от всякой старинной утвари. — Анжела приняла у Люсинды поднос. — Дом и очаг. Он старомоден и сентиментален.

— И как это любезно с его стороны… ну, я хочу сказать, что вы живете одной семьей.

— Разумеется. Мы с Гели очень благодарны Адольфу, что он принял нас к себе после того, как умер мой Лео. — Она принялась переставлять чашки и сахарницы. — А вы не хотите кофе? Адольф не одобряет этого напитка, но гостям он иногда нравится, когда Адольфа… то есть когда они одни.

Мягкая, но властная манера, с которой держалась Анжела… вот она набрала воды… вот поставила кофейник на огонь… совсем как мама. Та же негромкая и чуть гортанная болтовня, словно ее пугает молчание. О новой квартире («на Принцрегентштрассе, не больше не меньше!»), куда Гитлер собирается переехать вместе с ними. Конечно, он и от этой усадьбы отказываться не желает, но ведь, сами понимаете, становится все холоднее…

— И там так много места! У Гели наконец появится своя комната.

Люсинда приняла дымящуюся чашку, поблагодарила — и дальше слова полились как бы сами собой.

— Мне кажется, фюрер умеет добиваться того, чего захочет. Сперва обзавелся куколкой, потом кукольным домом, чтобы было где жить куколке.

О Господи! Где Карл, когда она нуждается в его помощи? Может, она сейчас сделает глоток — а кофе окажется отравленным! У Анжелы полное право впасть в ярость. Но вместо этого та посмотрела на Люсинду повинно, хотя как бы издалека.

— Не думаю, что он хочет ее обидеть, — осторожно выбирая слова, сказала Анжела.

В кабинете Гитлер с прежней силой харкал мокротой и желчью.