Жестокая красотка - Владимир Колычев Страница 7

В камере пустовали две койки, одна у самой сортирной перегородки, другая соседствовала с ней. Можно было устроиться на соседней, но Прохор направился к шконке, на которой лежал упитанный паренек, похожий на пряник. На вид типичная жертва, но чувствовал он себя вроде неплохо. Возможно, его здесь не обижали. Или у него был серьезный покровитель. Может быть, его сосед, чернявый крепыш с кавказской горбинкой на носу, который взял Прохора в прицел своих маленьких, но с увеличенными зрачками глаз. А может быть, здесь просто царил порядок, который установил «смотрящий», верзила в спортивном костюме. Этот здоровяк занимал самое лучшее место, у окна, он дремал, не обращая внимания на Прохора, или же только делал вид, что не замечает его. Может быть, ждал, когда Прохор представится.

Но Прохор уже поздоровался, не важно, что кивком головы. А говорить он не желал, зачем отвлекать народ от скуки?

У него были связи в СИЗО, он их поднял, но, похоже, кто-то подгадил ему, как это сделал полковник Решетников, прогнав из его камеры Инну. Но, тем не менее, наличность ему пронести позволили. И одежду прожаркой не испортили. Хороший матрас выдали, новое белье. И в «хабаре» у него не какой-то там хлам.

– Договоримся? – Прохор достал из кармана пятитысячную купюру.

Он готов был купить место, лишь бы только ни с кем не бодаться. Пять тысяч – это, конечно, много, но меньших купюр у него просто не было.

Прохор смотрел на упитанного паренька, а ответил ему кавказец.

– А что такое? – резко поднимаясь со своей шконки, спросил он.

Помятые уши, покатые плечи, короткие, но сильные руки. Наверняка борец. Возможно, «вольник».

– Переезжаешь на новое место, – кивком показал Прохор на свободную шконку.

– Никто никуда не переезжает! – Кавказец вырвал из его рук купюру и бросил ее на пол.

– Ты не прав, – качнул головой Прохор.

Он смотрел на зачинщика, но видел и верзилу, который занимал место «смотрящего». Тот уже открыл глаза и наблюдал за сценой, нахмурив брови. А ведь он должен был подняться, развести враждующие стороны. Надо пресекать беспредел в камере.

Кавказец хищно усмехнулся и брезгливо пнул ногой лежащую на полу купюру.

– Ты сам знаешь, что не прав, – повторил Прохор. – И тебе нечего ответить.

– Я тебе сейчас отвечу!

– После того, как я спрошу.

Что в тюрьме, что на воле – закон простой. Если на кого-то наехал, обоснуй, докажи свою правоту. А если не можешь, значит, случился беспредел. А за такие дела можно бить без всякого разрешения.

И Прохор ударил. Уронив сумку на пол, вскинул кулак и хлестко, слева направо, врезал костяшками точно в правое надбровье. Он знал, как и куда бить, поэтому кавказец, закатив глаза, съехал обратно на свою шконку. Он попробовал подняться, но его повело в сторону. А Прохор ударил его еще и ногой – коротко, четко, точно в челюсть. Кавказец завалился на спину, раскинув руки, и закрыл глаза. То ли на самом деле вырубился, то ли сделал вид. Уж слишком быстро и сильно бил Прохор, чтобы пытать судьбу.

– Деньги подними, – перевел взгляд Прохор на упитанного.

Тот пугливо кивнул, поднял с пола купюру, протянул ему, но он только качнул головой – это уже грязные деньги, они ему больше не нужны.

– Поможешь этому баклану переехать, – сказал он, кивком показав на свободные места.

«Пряник» кивнул, и Прохор бросил свой матрас на его шконку. Там же оказалась и его сумка.

Кавказец возникать не стал. Но и место свое уступать не торопился. Медленно поднялся, с опаской посматривая на Прохора, расправил плечи. Пришлось его поторопить. Пока только словом.

– Давай, давай!

– А кто ты у нас тут такой, чтобы командовать? – спросил верзила.

Он поднялся, неторопливо подошел к Прохору. Крупные, резкие черты лица, чугунный подбородок, тяжелые кулаки. К нему примкнули еще двое, крепкие на вид, но не очень уверенные в себе парни. Они видели, как Прохор спросил за беспредел, и с опаской примеряли ситуацию на себя. Зато кавказец взбодрился, почувствовав поддержку.

– Он должен был обосновать свой наезд, – сказал Прохор, кивнул на чернявого.

– Кто тебе такое сказал?

– Это мои правила. По ним живет моя бригада.

– Какая твоя бригада?

– Я – Прохор.

– Прохор?! – изменился в лице «смотрящий». – А я так почему-то и подумал.

– Ну, а я не знал… Извиняюсь, – закивал кавказец.

– Азамат, ты должен был обосновать, а ты не смог, – сочувствующим тоном сказал верзила. И кивком показал в сторону параши. Чернявый вздохнул, стал сворачивать матрас.

– Ты кто такой? – повернулся Прохор к «смотрящему».

– Ну, я Ливень…

– Блатной?

– Да нет… У нас тут без этого… Но понятия знаем… И Павлик знает…

Павлик был законным вором и мотал на тюрьме уже пятый год. Прохор был с ним знаком, но дружбы особой не водил. Павлик занимался исключительно воровской общиной, в городскую политику не лез, на бизнес не замахивался. Прохор отстегивал ему слегка на «общак», чисто на случай, если менты «примут» его самого или кого-то из пацанов, на этом их отношения и заканчивались. Павлик не обещал ему здесь своего покровительства, но и палки в колеса ставить вроде бы не собирался. Прохор для него вроде как обычный арестант, ну так он к блатным высотам пока и не рвался. Вот если осудят на долгие годы, тогда ему ничего не останется, как выбиваться в лагерную элиту. Как-то неинтересно ему прозябание на дне…

– Павлик далеко, а я близко. И если у тебя, Ливень, будет здесь беспредел, спрошу вежливо. Но жестко.

– Да какой беспредел… Тихо у нас тут все…

– Как с харчами?

– Ну, когда как…

– Можешь чай организовать… – Прохор открыл сумку, вынул оттуда пакет с провизией. – Поговорим, расскажешь мне, как у вас тут.

– А мне можно? – подал голос Азамат.

Он уже стоял возле пустой шконки, сиротливо обняв матрас.

– Если бы ты забрал деньги, я бы тебя не простил, – тихо произнес Прохор, в раздумье глядя на него. – А так у тебя есть шанс… Но не сегодня.

Он глянул на свою шконку, увидел, как «пряник» заправляет ему постель, но не остановил его. Почему он должен отказываться от услуг «шестерок» и прочих шнырей?..