Дочь палача и Совет двенадцати - Оливер Петч Страница 7

При мысли о старшем сыне Симон вздрогнул. В суматохе дня он и забыл, что еще недавно мальчик стоял перед ним с разбитым носом… Что ж, немного пастушьих сумок и слова утешения от мамы сделают свое дело. Там не было ничего серьезного. Совсем иначе обстояло с маленькой Софией: она еще долго будет нуждаться в их помощи. Тем не менее Симон решил впредь больше времени уделять сыновьям. В особенности Петеру, которого, судя по всему, обижали в школе. Поездка в Мюнхен даст для этого отличную возможность.

Но прежде следовало завершить работу, ради которой Симон и закончил раньше времени сегодняшний прием. Обстоятельства складывались благоприятно: Магдалена с детьми пока не вернулись, и наконец-то у него появилось несколько спокойных минут, столь необходимых, чтобы записать последние строки.

Фронвизер расставил на полке отмытые склянки и прошел в общую комнату. За окнами начинало смеркаться, и лекарь зажег лучину, чтобы лучше видеть. На полке рядом с распятием хранились несколько медицинских книг и папка, полная нескрепленных страниц. Многие листки были перепачканы, испещрены зачеркнутыми и переписанными строками. На первой странице жирным шрифтом значилось название рукописи. Симон удовлетворенно кивнул. Что ж, хотя бы это не вызывало нареканий. Звучало очень даже неплохо, а последнее предложение нравилось ему особенно.

De Rebus Sanitariis et Sanitate Adnotationes Auctore Doctore Simon Fronwieser.

Вот уже два года Симон работал над своим трактатом о чистоте и здоровье. Примерно на пятнадцати страницах изложил он свои наблюдения. Недоставало лишь подобающего заключения. И рекомендации известного по всей Баварии врача. Иначе кто станет читать работу неизвестного лекаря из провинциального городка?

Поначалу, когда Куизль попросил сопроводить его в Мюнхен, Симон особого воодушевления не испытал. Конечно, поездка намечалась на Сретение Господне – в эти дни все получали годовое жалованье, и всякая работа прерывалась. Только поэтому судебный секретарь и позволил Куизлю покинуть Шонгау. Однако Симон не горел желанием сидеть в каком-нибудь кабаке в обществе палачей, смотреть, как они хлещут пиво и бранятся. Но потом его словно осенило.

Рекомендация известного по всей Баварии врача…

Фронвизер знал одного такого врача, в Мюнхене. Если удастся убедить его в справедливости своих размышлений, то опубликовать трактат уже не составит труда. Его труд будет напечатан – с его именем на обложке! Ученый мир будет зачитываться им, даже высокоумные доктора из Рима и Авиньона! Не говоря уже о профессорах в Университете Ингольштадта, откуда Симону пришлось в свое время уйти из-за нехватки денег. Ха, наконец-то они поймут…

Яростный стук в дверь оборвал его фантазии как раз в тот момент, когда Симон взялся за перо.

Лекарь решил не открывать в надежде, что незваный гость все-таки уйдет. Нахмурив лоб, он задумался над построением фразы, но стук становился все громче. В конце концов Симон не выдержал и, сердито отложив перо, направился к двери.

– Да Боже правый! – крикнул он. – Иду уже!

Лекарь отворил дверь – и с первого взгляда понял, что на счету каждая секунда.

* * *

Магдалена мчалась так, словно сам дьявол гнался за ней по пятам.

Краем глаза она заметила отца, бегущего следом за ней к Кошачьему пруду. Женщина остановилась бы и как следует выругала старика, но страх за сестру подгонял ее. В способности к сочувствию он ничем не отличался от каменной глыбы! Вероятно, отец в строгой и лаконичной манере заявил дочери, что в Мюнхене она познакомится со своим будущим мужем, хочет она того или нет. Неужели он не понимал, что это значит для Барбары? Тем более что в последнее время она стала такой замкнутой… Несколько раз Магдалена пыталась поговорить с сестрой, но всякий раз натыкалась на стену молчания. Она, конечно, догадывалась, в чем тут дело, – и теперь пришло время проверить свое предположение.

«Если еще не слишком поздно», – подумала Магдалена.

Дочь палача мчалась на восток, через замерзшие пашни, потом сквозь небольшой перелесок и, наконец, выбежала к пруду. Расположенный на той же высоте, что и старый замок, он был куда больше, нежели пруд за отцовским домом. Сквозь покрытый снегом лед торчали бледно-желтые островки тростника, и стебли перешептывались на ветру. Еще ребенком Магдалена возненавидела это мрачное место. В городе оно считалось про́клятым, и люди обходили его стороной. Здесь часто топили маленьких котят, поэтому пруд и называли Кошачьим.

Здесь же нашли свою смерть немало девушек.

Магдалена поежилась, глядя на черную ледяную поверхность. Если для мужчин основным способом казни было повешение, то женщин, в особенности детоубийц, в основном топили. Палач связывал бедную грешницу, вкладывал ей в рот железный кляп и с помощью длинных деревянных вил погружал в воду. Иногда их сажали в мешок. А поскольку женщины то и дело всплывали, казнь могла продолжаться довольно долго.

По этой причине в Шонгау, стараниями Куизля, такой способ казни отменили еще несколько лет назад. Тем не менее молодые девушки то и дело приходили в это жуткое место, чтобы свести счеты с жизнью. Последний такой случай произошел всего пару недель назад. Анне Визмюллер, служанке из Халлербауерна, едва исполнилось шестнадцать. Бедняжка забеременела против своей воли и рассказала об этом только своей сестре. В отчаянии девушка бросилась в воду, а кто был отцом ребенка, так и не узнали…

Запыхавшись, Магдалена остановилась и оглядела берег. По укрытому снегом льду скользили последние солнечные лучи. На маленьком ветхом причале, что с незапамятных времен вдавался в воду, сидела девушка.

Это была Барбара.

Магдалена с облегчением вздохнула и перекрестилась. Худшие из ее опасений не оправдались. С другой стороны, действительно ли она опасалась, что Барбара бросится в воду? Вполне возможно, что Магдалена ошибалась и в своем предположении – порой очень сложно было понять, что же творится у сестры на душе. Единственным, кто без труда понимал Барбару, был ее брат-близнец Георг. Но он вот уже шесть лет жил у дяди в Бамберге…

Отец между тем тоже подбежал к пруду. Он обогнул его с другой стороны, так что они оказались у причала почти одновременно. Но гораздо раньше Магдалена услышала громовой голос отца, разносившийся над берегом.

– Дьявольщина, будь оно все неладно, ты хоть представляешь, как мы переволновались? – гремел он, раскрасневшийся от бега. – Черт возьми! Что ты вообще здесь забыла, одна? Потрудись объяснить!

– Мне что же, запрещено одной выходить из дома? – съязвила в ответ Барбара.

Глаза у нее были заплаканные. На щеках, несмотря на холод, выступил румянец, но выглядела она бледной и явно мерзла в своем тонком плаще. Далеко не впервые Магдалена отметила, до чего же красивой была Барбара. Угольно-черные волосы, густые брови – сестры были очень похожи, хотя Барбара казалась более дикой и необузданной. Поэтому местные парни называли ее дьяволицей.

– Или я опять что-то сделала не так? – продолжала Барбара, глядя на отца. – Не так вымела комнату, не тем зерном накормила кур или неправильно подоила корову? В этом все дело? Ну, говори же!