Последняя воля Нобеля - Лиза Марклунд Страница 7

Снова зазвонил сотовый телефон.

— Выключи его, — сказал К., и Анника послушно нажала кнопку.

Телефон умолк.

Конечно, это Янссон.

— Как ты думаешь, тебя толкнули намеренно?

Анника положила на стол замолчавший телефон и удивленно посмотрела на инспектора.

— Определенно нет, — ответила она. — Рядом с нами какой-то толстяк отплясывал буги-вуги, он толкнул женщину, а она врезалась в меня.

В глазах К. мелькнула искорка интереса.

— Она что-нибудь сказала, когда толкнула тебя?

Анника посмотрела на книжные полки, на кожаные корешки книг с протоколами заседаний Совета с 1964 года, как смотрела тогда на женщину с узкими бретельками.

— Она что-то искала в сумке, — вспомнила Анника. — Ремень сумки был короткий, и ей пришлось поднять правую руку, чтобы сунуть ее в сумку, вот так….

Она подняла правую руку и показала, как незнакомка шарит в вечерней сумке.

— Какого цвета была сумка?

— Серебристого, — с удивившей ее саму уверенностью ответила Анника. — Матово-серебристого. По форме она была похожа на конверт, в которых приносят счета за электричество.

— Что она достала из сумки?

Анника оторвала взгляд от протоколов 1964 года и принялась рыться в памяти.

Она ничего не вспомнила, кроме того, что ей стало больно в ступне.

— Мне стало очень больно, — ответила Анника. — Я вскрикнула. Женщина посмотрела на меня.

В подтверждение своих слов Анника, поколебавшись, кивнула.

— Да, — сказала она, убедившись в верности воспоминания. — Она посмотрела прямо мне в глаза.

— Она что-нибудь сказала?

Анника уставилась в полированную столешницу.

— У нее были желтые глаза, — сказала она. — Абсолютно холодные желтые глаза, почти золотистые.

— Желтые?

— Да, золотисто-желтые.

— Как она была одета?

Анника снова закрыла глаза, услышала ритм музыки и увидела прямо перед собой ремень или бретельку. Кажется, она была кроваво-красной. Или красной была одежда раненой женщины? Или это кровь была красной? Если только бретелька не была снежно-белой на фоне загорелого плеча, или это плечо было светлым на фоне темного ремня?

— Я не знаю, — озадаченно ответила Анника. — У меня черно-белая память, она как негатив, причем цвета могут меняться на противоположные. Нет, не помню…

— Ладно, вернемся к желтым глазам. Может быть, это контактные линзы?

Линзы? Да, конечно, это могли быть линзы, если только глаза и в самом деле не были желтыми. Или зелеными?

Зазвонил сотовый телефон К. Заиграла мелодия греческой песни «Мой номер первый», взявшей первое место на Евровидении несколько лет назад. Инспектор покосился на дисплей и пробормотал: «Мне придется ответить». Он выключил магнитофон, встал и отошел к двери.

Он разговаривал долго, расхаживая мимо двери, играя интонациями голоса. Она встала и отошла к окну, откуда сочились в комнату звуки уличного движения. Анника выдохнула воздух на оконное стекло, и вид за ним затуманился. Когда же пятно растаяло, Анника увидела Хантверкаргатан — улицу, на которой жила в районе Клара. Услышала с грохотом проносившиеся поезда, старый медицинский центр Святого Серафима, куда она на днях водила Калле с воспалением среднего уха.

Как все это близко — всего в четырех кварталах.

Горло сжало судорогой. «Господи, как же мне не хочется двигаться!»

— Жертвы опознаны, — сказал К., возвращая Аннику к действительности. — Может быть, вы их узнали?

Пошатываясь, Анника вернулась на свое место, примостилась на краешке кресла и откашлялась.

— Мужчина — один из лауреатов. Он получил премию по медицине, — сказала она. — Его имя вылетело у меня из головы, но я его записала.

Она потянулась к сумке за блокнотом, но К. жестом остановил ее.

— Аарон Визель, — сказал К., — израильтянин. Получил премию вместе с американцем Чарльзом Уотсоном. Кто была женщина?

Анника покачала головой:

— Я ее никогда прежде не видела.

К. потер рукой глаза.

Визель находится в хирургическом отделении больницы Святого Ёрана. Женщину звали Каролиной фон Беринг. Она председатель Нобелевского комитета Каролинского института. Она умерла в зале, видимо, практически мгновенно.

Все тепло улетучилось из рук Анники. Холод съел его, добравшись до кончиков пальцев, проник в кровь, заморозил суставы. Сделав неимоверное усилие, Анника набросила на плечи бабушкину шаль.

«Я видела глаза умирающей женщины. Она смотрела на меня, умирая».

— Мне надо идти, — сказала она. — Мне и в самом деле жаль, но у меня очень много дел.

— Тебе нельзя об этом писать, — сказал К., тяжело откинувшись на спинку кресла. — Твое описание толкнувшей тебя женщины совпадает с описанием предполагаемого убийцы. Ты — наш ключевой свидетель, поэтому я запрещаю тебе публиковать эти данные.

Анника, уже вставшая с кресла, снова упала на сиденье.

— Я задержана? — спросила она.

— Не глупи, — ответил К., взял со стола сотовый телефон и встал.

— Подписка о неразглашении берется только во время ареста, — сказала Анника. — Я не арестована, и никто вообще не арестован. Как же можно запрещать разглашение?

— Не воображай себя слишком умной, — сказал К. — Есть и другие способы запрета на разглашение информации, согласно главе двадцать второй, параграфу десятому, заключительной фразе акта о юридической процедуре. Этот пункт касается главных свидетелей. Запрет может быть наложен руководителем расследования, если речь идет об особо тяжком преступлении.

— Свобода слова защищена Конституцией, — возразила Анника, — а Конституция имеет приоритет перед распоряжениями. К тому же ты не руководитель расследования. В таких случаях расследованием руководит государственный обвинитель.

— Здесь ты снова ошибаешься. Руководитель пока не назначен, поэтому сейчас я исполняю его обязанности.

Анника встала и сердито наклонилась к К.

— Ты не можешь помешать мне рассказать о том, что я видела! — пронзительным голосом произнесла она. — У меня в голове уже сложилась вся статья. Я могу написать блистательный репортаж очевидца, на три страницы, может быть, на четыре, я же видела убийцу на работе, видела, как умирала его жертва.

К. обошел Аннику, развернул ее к себе.

— Какого черта?! — рявкнул он. — Если вздумаешь действовать в таком духе, то получишь такой штраф, что не расплатишься до конца своих дней. Сядь!

Анника замолчала и села, вдруг ощутив такую тяжесть, что у нее ссутулились плечи. К. повернулся к ней спиной и набрал номер на своем сотовом телефоне. Она молча сидела под огромными портретами, пока К. сердитым голосом отдавал кому-то приказания.