Тайны Баден-Бадена - Валерия Вербинина Страница 7

Когда Платон Афанасьевич Тихменёв отрекомендовал молодому писателю Жемчужникова как приятного, но скучного человека, и к тому же наградил его убийственной характеристикой «литературный мизинец Козьмы Пруткова», Михаил решил, что редактор преувеличивает и, как частенько водится среди пишущей братии, сгущает краски. Однако когда позже Авилов припоминал состоявшийся в гостинице Оттерсвайера разговор, в котором участвовали поэт с женой и гости — сам Михаил и графиня Вильде, он вынужден был признать, что Тихменёв оказался не далек от истины. От человека, который создал Козьму Пруткова, можно было ожидать как минимум живости ума, язвительности и проницательности, но ничего подобного Михаил не заметил. В то время Жемчужникову было уже сорок шесть лет; в молодости, вероятно, он считался красавцем, хотя и сейчас правильные черты его лица и замечательные черные глаза производили некоторое впечатление. Он носил длинную бороду, а волосы, порядочно отросшие и слегка вьющиеся на концах, зачесывал таким образом, чтобы скрыть лысину на макушке. Речь его показалась Михаилу плоской и суховатой, мысли — лишенными оригинальности. За всю беседу Жемчужников оживился только раз — когда представился случай ругнуть Каткова ^[24], но горячность, с которой он нападал на редактора «Московских ведомостей» и «Русского вестника», не вызывала симпатии, в ней было что-то от заезженной шарманки, которая привычно дребезжит привычную мелодию. Куда более приятное впечатление произвела на гостя жена поэта, Елизавета Алексеевна — миловидная дама средних лет с темными волосами, разделенными на прямой пробор. Она в основном обсуждала с Верой Андреевной общих знакомых и не касалась ни литературы, ни поэзии, ни влияния Каткова на общественную жизнь, но слушать ее было приятно, и только раз Михаил уловил в этой спокойной, мягкой женщине желание подпустить шпильку, когда она спросила (как бы между прочим), что сейчас поделывает граф Вильде, а гостья как-то очень ловко обошла заданный ей вопрос и перевела разговор на недавно родившуюся дочь Жемчужниковых. Тут Михаил узнал, что родители тревожатся за ее здоровье, но благодаря превосходному доктору, которого им рекомендовала Вера Андреевна, можно надеяться, что все образуется. Поэт, обращаясь главным образом к Михаилу, объяснил, что из пяти своих детей двоих они потеряли из-за болезней, и волнение, с каким говорил об этом Жемчужников, расположило гостя в его пользу.

— Собственно, я больше из-за здоровья детей живу теперь за границей, — добавил Алексей Михайлович. Его жена закашлялась и поднесла к губам платок, но тотчас же опустила его и улыбнулась.

— О помилуйте, кто же теперь назовет Баден заграницей, когда тут столько соотечественников, — легкомысленно прощебетала Вера Андреевна. — Генерал-губернатор Корсаков, Иван Сергеевич Тургенев — впрочем, он теперь постоянно здесь живет… Еще Меркуловы обещали приехать.

— Натали? — изумилась Елизавета Алексеевна. — Но как же…

— Представьте, я тоже удивилась, когда услышала, — безмятежно отозвалась графиня. — Хотя, возможно, у генерала еще достаточно адъютантов.

Последняя фраза в устах неумелых и непривычных к сплетне могла оглушить, как крепкая дубина, но графиня вложила в нее лишь тонкий яд, который дурманил, но не сражал противника наповал. Жемчужников открыл рот, собираясь что-то сказать, но, очевидно, передумал и отвернулся, подавляя невольную улыбку.

— Ах, как вы жестоки к бедной Натали, графиня, — вздохнула хозяйка, качая головой.

— Ужасно жестока, ужасно, — к изумлению Михаила, подтвердила его спутница. — Я надеюсь, что у Натали все-таки достанет благоразумия оставаться в Париже. Если она приедет в Баден, она рискует стать притчей во языцех.

— Благодаря вам, не так ли? — Решительно, Елизавета Алексеевна была женщиной с характером, и Михаил окончательно убедился в том, что она недолюбливает гостью.

— Мне? О нет, — графиня Вильде повела плечом. — Но из-за Натали на дуэлях уже дважды убивали людей. Генералу Меркулову не откажешь в терпеливости, но что, если он решится на разрыв?

— Это Андрей-то Кириллович? — недоверчиво спросил поэт. — Простите, сударыня, но вы плохо его знаете.

— О, милостивый государь, — со значением протянула гостья, — поверьте, я знаю достаточно… чтобы не желать более близкого знакомства, — добавила она, усмехаясь.

— Генерал никогда не разведется с женой и не разъедется с ней, — тихо, но решительно промолвила хозяйка, комкая платок. — И, разумеется, он не позволит ей… порочить его имя. Не знаю, с чего вы взяли, что она должна приехать в Баден, но лично я считаю это совершенно невероятным.

— Вы меня успокоили, — неожиданно объявила Вера Андреевна. И до самого конца беседы она больше ни слова не сказала о Натали и генерале Меркулове.

Хотя Михаил и пытался внушить себе, что весь этот великосветский клубок змей его никоим образом не касается, он все же не удержался и спросил у графини, когда они выходили от Жемчужниковых:

— Должен признаться, я многого не понял. Какую роль генерал играет во всей этой истории?

— Рогоносца, — с великолепным равнодушием ответила Вера Андреевна. Михаил нахохлился.

— Мне показалось, — не удержался он, — что в беседе вы намекали на что-то еще.

Графиня Вильде скользнула по нему взглядом, который красноречивее любых слов говорил: «Ну что, господин сочинитель, заинтересовался? Тут тебе не копеечные страсти в деревянном домишке на окраине уездного города; тут размах, эпос, страдающие генералы, подсылающие к сопернику адъютантов, чтобы кончить дело на дуэли и самому не замараться, игроки, просаживающие состояния за зеленым сукном, роковые великосветские красавицы, которых ты в глаза-то небось не видел…» И многое еще в том же роде — чудилось писателю — сказал ему мимолетный взгляд искушенной светской женщины, хотя на самом деле Вера Андреевна думала совсем о другом.

— У Елизаветы Алексеевны чахотка, — промолвила она, поправляя перчатки, — а она в феврале родила ребенка и, я уверена, родит еще. А между тем ей стоило бы настоять на отдельных спальнях с мужем.

Михаил был совершенно не готов к такому повороту беседы и смутился. Графиня посмотрела на его сконфуженное лицо и улыбнулась.

— Я живу на вилле, которая так и называется: «Вилла Вильде», — сообщила она. — Если у вас будет рассказать что интересное, приходите.

Она удалилась, шурша шелковым лиловым платьем. Михаил отправился к себе и попробовал записать впечатления этого дня, но они никак не укладывались на бумагу. Ему не нравилась Вера, но он бы дорого дал, чтобы узнать, что на самом деле она о нем думает. И еще он не мог изгнать мысли о прелестной, застенчивой Настеньке Назарьевой.