Небьющееся сердце - Инна Бачинская Страница 7

Витек вернулся в постель, лег и укрылся одеялом с головой. Тело его сотрясала крупная дрожь, он икал и всхлипывал и никак не мог остановиться. А внизу живота собиралась горячая пульсирующая тяжесть. На другой день он ни о чем не вспомнил. Инстинкт самохранения спрятал страшное воспоминание на самое дно памяти. Мама Лина была молчалива и бледна. Приготовив ему завтрак, она сидела и смотрела, как он ест, и на лице ее было написано отчаяние.

Через два или три месяца он опять услышал крик, мигом покрылся липким холодным потом и вспомнил все. И заплакал от жалости к матери, своего неумения спасти ее, ослепляющей ненависти к Петровичу и страха перед ним. Петрович стал вызывать в нем какое-то скверное нехорошее любопытство. За столом он украдкой рассматривал его грубые большие руки, представляя, как он бьет ими мать. Наблюдал, как он режет хлеб – нож казался игрушечным в его лапищах… и знакомая пульсирующая тяжесть собиралась внизу живота. Потом он тайком унес этот нож к себе в комнату, долго рассматривал, а потом стал наносить удары в воздух по воображаемому противнику. Он решил, что в следующий раз убьет Петровича, и спрятал нож под матрас.

Он подглядывал за Петровичем, когда тот работал в мастерской. В его отсутствие заходил в мастерскую и трогал инструменты. Петрович, заметив беспорядок, сказал громко: «Еще раз тронешь, убью!» Витек, стоявший за дверью, почувствовал слабость в коленках. Он стал бояться Петровича и при звуке его голоса вздрагивал. И постоянно следил за ним ненавидящими глазами. Ему нравилось, прячась за углами и перебегая от дерева к дереву, преследовать отчима. Так он узнал, что тот ходит к Эмме, вдовушке, недавно купившей дом по соседству. Эта самая Эмма все время приходила к ним и навязывалась в подружки маме Лине…

…А потом пришло лето, а с ним и каникулы. Витек с мамой Линой, как всегда, стал собираться в Воронковцы к тетке Тамиле. Покупались городские гостинцы, упаковывались сумки. Петрович деловито закрывал сумки, перевязывал их веревкой, выносил на крыльцо, где уже стояла в ожидании машины озабоченная мама Лина. Бессовестная Эмка, разумеется, крутилась тут же.

– Будешь звонить каждый день, – наставлял Петрович. – Если что, сразу сообщай, поняла?

Витек прекрасно понимал его нетерпение, как же, Эмка вон как глазами стрижет! Потом Петрович ушел в дом, а машины все не было. Витек вспомнил про забытого серебряного робота и побежал следом. Заслышав шум на кухне, подкрался к двери и заглянул. Увидел тяжелую квадратную спину Петровича и его наклоненную большую голову с плешью: тот, держа впереди себя огромную стеклянную бутыль с серной кислотой, собирался спуститься в подвал. Дверь подвала была открыта и оттуда неприятно тянуло гнилью. Витек, выставив вперед руки, рванулся к ненавистной спине и изо всех сил, удесятеренных слепой яростью, толкнул… захлопнул дверь и зажал уши, чтоб не слышать крика и грохота. Секунду спустя приоткрыл дверь… – там, далеко внизу, что-то страшно ворочалось, всхлипывая и мыча…

Он бросился в свою комнату, вылез из окна в сад и побежал на голос зовущей мамы Лины, туда, где было светло и не страшно. Машина уже пришла. Дядя Саша очень спешил и нервничал, так как в последнюю минуту что-то у него там случилось, кажется, сдулась покрышка, а до поезда оставалось совсем ничего. Он побросал в машину сумки, усадил маму Лину и Витька, и они уехали.

* * *

Витек помнит, что мама Лина с теткой уезжали в город на три или четыре дня, чему предшествовал телефонный звонок, крик и плач мамы, горячие обсуждения и поспешный отъезд. Он не особенно озаботился причиной и с удовольствием остался с дедом Мишей, механиком, который в горячую летнюю пору дневал и ночевал в поле. Соседка доила Красулю, оставляла в кухне на столе кринку с молоком, прикрыв ее тарелкой от мух, а в середине дня на минутку заскакивал дед Миша, привозил хлеб, консервы, и они, сварив картошку, устраивали себе мужской обед. Потом дед Миша опять уезжал, а Витек оставался хозяйствовать на пару с Жучкой.

Потом вернулись мама Лина и тетка Тамила с сумками городской еды. Приехали сыновья тетки Тамилы, Коля и Алексей, вернулся дед Миша, и все долго сидели за столом, обсуждая свои взрослые дела. Вспоминали Римму, сестру Петровича, и часто повторяли слово «наследство». И, если бы не тетка Тамила, то не видать бы им с матерью ни дома Петровича, ни сада… Об этом Витек узнал гораздо позже, когда был уже совсем большим.

…Витек с мамой Линой вернулись домой перед самым сентябрем. По дороге мама Лина осторожно сказала ему, что Петрович уже не будет жить с ними… он уехал. «Умер!» – подумал Витек, смутно припомнив крик и страшную возню в погребе и рассказы тетки Тамилы о том, что кого-то там «хоронили в закрытом гробу… страх, просто… ничего не осталось… не узнать человека… был и нет…»

– Знаю, – сказал он матери, – Петрович умер.

– Умер, – вздохнув, согласилась мать, и глаза ее привычно наполнились слезами.

И жизнь покатилась дальше.

Мать изменилась очень, словно застыла. С лица исчезло привычное неуверенно-виноватое выражение, но такая печаль, такая грусть теперь светилась в глазах, что любимая тетя Лена однажды сказала:

– Ну, ты, Линуся, чисто пресвятая мученица, да встряхнись же, Христа ради!

А Витюша рос, мужал… О Петровиче никогда не вспоминал, словно того и не было вовсе. И хотя часто мастерил что-то в его мастерской, куда раньше ход ему был заказан и где еще оставались его вещи, а вот, поди ж ты, не вспоминал, и все! В погреб он не спускался несколько лет. Не намеренно, а просто незачем было. Мать не посылала, сама спускалась в случае чего. Однажды, когда дверь в погреб была приоткрыта, Витек подошел… постоял нерешительно… заглянул в темноту… и вспомнил, как ворочался там внизу Петрович… и обдало его горячей волной ужаса и появилась знакомая тяжесть внизу живота… Мама Лина в это время наблюдала за сыном и все поняла… она и раньше думала, что было что-то не так во всей этой истории, а теперь убедилась в том, о чем боялась даже подумать…

Ночью она плакала и, неверующая, уговаривала, то ли Бога, то ли высшую какую силу, ответственную за воздаяние всем и каждому по заслугам:

– Мой это грех! С меня спроси, с меня… прошу тебя… я, я, только я во всем виновата…

Она стала ходить в церковь. А Витек продолжал учиться в школе, правда, плохо. Не любил учиться, неинтересно было. Друзей не завел ни в классе, ни в поселке. Ни в ком не нуждался. Так и вырос – небольшой, как подросток, худощавый, черноволосый, черноглазый паренек, даже приятный на вид, если бы не манера прятать глаза да двигаться бочком, словно украдкой, словно стараясь никому не попадаться на глаза.

Закончил восемь классов, пошел на работу в мастерскую по ремонту бытовой техники. Руки у него были хорошие, и зарабатывал он неплохо.

Мать умерла сразу – схватило сердце. Когда приехала «Скорая», ее уже не было.

– Легко померла, как святая, дай Бог всякому, – сказала на поминках заплаканная тетя Лена, старая, одышливая и толстая.

И остался Витек один. Молчаливый, спокойный, непьющий молодой человек. С приличным заработком.