Рублевый передоз - Алексей Макеев Страница 7

Не вынимая сигарету изо рта, Святой подцепил вилкой еще три куска шашлыка и положил их себе на тарелку.

– Мне нравится этот план, – опустив четки, одобрительно кивнул Богдан. – И Блеклый заслужил такой приговор. Мы слишком долго выстраивали в Москве нашу систему сбыта, чтобы отдать ее без боя. Это было бы несправедливо. Очень несправедливо… Но если что-то пойдет не так, Святой, войны не избежать. Ты должен понимать это.

– Я понимаю.

Гремлин долил себе виски и отставил бутылку в сторону. Озвучивать свое мнение дальновидный старик не торопился. Слишком много разборок повидал он на своем веку и не позволял себе делать выводы раньше времени.

– Все, что нам нужно, – это спокойная обстановка в столице, – резюмировал Святой. – Только при таком условии мы сможем держаться на плаву. Разве не к этому мы стремились?

И Богдан, и Гремлин согласно кивнули.

– Я разберусь. – Святой положил сигарету на краешек пепельницы. – И вы можете отнести мои слова в банк.

– Немногие воспоминания детства остаются в памяти. Большую часть из них поглощает время. Безвозвратно. – Нури завороженно наблюдал за тем, как Гуров помешивает кофе в чашке маленькой серебряной ложечкой. Белая пенка по центру кружилась, подобно карусели. Поликарпов стоял возле окна спиной к допрашиваемому. – Но какие-то остаются с нами на всю жизнь. Я очень явственно запомнил одно. Мне было шесть. На улице уже стемнело, а я сидел один в детском саду с воспитательницей и ждал маму. Потом наступила ночь. И я понял, что она уже не придет. Воспитательница забрала меня к себе домой. Она тоже поняла. Я провел ночь в постели с ее двумя детьми. С мальчиком и девочкой. Они были близнецами… – Абхазец выдержал продолжительную паузу, сопроводив ее глубоким вздохом. – К слову сказать, полковник, на той девочке я женился… пятнадцать лет спустя. И все потому, что мне еще много раз приходилось ночевать в том доме. Я стал там частым гостем. Мы сдружились, а потом полюбили друг друга. Ее брату это не нравилось… Но кто брал в расчет его мнение?.. Впрочем, речь не об этом… Не угостите сигареткой?

– Не курю. – Гуров терпеливо ждал, когда задержанный дилер закончит свою душещипательную исповедь и перейдет к сути дела.

– Это неприятно… Ну, ладно… – Нури тоскливо бросил взгляд за окно. Поликарпов по-прежнему стоял без движения. Просьба абхазца была оставлена им без внимания. – Наутро после той первой ночи я узнал, что моей маме стало плохо на улице, и ее отвезли в больницу. У нее была такая сильная головная боль, что она потеряла сознание. Поэтому и не пришла за мной… Это был первый звонок. А потом приступы стали чаще. Ей диагностировали рак головного мозга. Мне было десять, когда она умерла. А за год до этого я поклялся себе, что сделаю все возможное, чтобы спасти маму. Кроме нее, у меня никого не было. Отца я никогда не знал… В общем, я хочу сказать, что уже в девять мне пришлось выйти на улицы и торговать гашишем. Таким образом я надеялся заработать деньги и вылечить ее… Абсурдное решение… Но дети – идеалисты. Согласитесь, полковник?

– Согласен. – Гуров отложил ложечку и сделал маленький обжигающий глоток кофе. Это придало ему бодрости, накопившаяся усталость отступила. – И я понимаю вас, Нури. Но не оправдываю…

– Само собой, – потупился абхазец. – Но я хочу, чтобы вы поняли, с чего все началось. Для меня… Сначала гашиш, потом марихуана, спайс… Процесс затягивает. А ведь изначально моя цель была благородной и праведной… И я больше ничему не научился. Шесть лет назад мне предложили перебраться в Москву. Я лично общался с Богданом. И горжусь этим… Такой большой человек, а я… Я – вошь, полковник. И «крыса». Три дня назад я предал Богдана. Но был ли у меня выбор? Скорее всего, нет… Сделка или смерть – только так. Я предпочел сделать разумный, но трусливый выбор.

– Кто на вас вышел? Даниил?

В глазах Нури мелькнуло искреннее изумление.

– Откуда вы знаете про Даниила? Кто-то уже сдал его?

– Это неважно. Сейчас имеют значения только ваши показания. И от них зависит ваша дальнейшая судьба. Рассказывайте, Нури.

Абхазец нервно поерзал на стуле. Майор наконец отлепился от окна и вернулся за свой рабочий стол. Сел и пристально уставился на задержанного. Покосившись в его сторону, Нури признался:

– Да. Это был Даниил. Во всяком случае, он так представился. С ними были еще люди. Боевики Блеклого. Но переговоры вел Даниил. Он сказал, что я не могу больше работать на Богдана. Мне придется работать на них. Толкать их товар или… Или умереть… Я поступил как шакал, я согласился. И вот сегодня… При передаче первой партии все закончилось тем, что вы нас «спалили».

– То есть вы встречались с Даниилом всего раз? – уточнил Гуров.

– Именно так, полковник.

– Дохлый номер, Лев Иванович, – не удержался от комментария Поликарпов и даже раздосадованно хлопнул ладонью по столу. – Ничего нового мы от него не узнаем. Звонки с неопределяемых номеров, ячейки камер хранения… Все то же самое, мать их за ногу! А таинственный Даниил так и остается просто Даниилом. Человеком-невидимкой.

– Успокойся, Дима, – осадил его Гуров. – Всему свое время. Люди-невидимки тоже рано или поздно оставляют следы и перестают быть невидимками.

– Вашими бы устами… Только мне все равно кажется, что мы зря теряем время. Пусть сдают Богдана. Это лучше, чем ничего.

– Богдан от нас никуда не денется, – откликнулся полковник и вновь обратился к задержанному: – Описать этого Даниила можете? А еще лучше – помочь составить фоторобот?

– Насчет фоторобота не уверен. – Нури в задумчивости пожевал нижнюю губу. – Хотя попробовать, конечно, можно, но… У меня не очень хорошая память на лица, особенно славянского типа. Они все на одно лицо.

– Как и вы для нас, – буркнул Поликарпов, но абхазец не расслышал его замечания. Или предпочел сделать вид, что не расслышал.

– А так… – продолжил он. – Ну, что про него можно сказать? Среднего роста. Скорее худой, чем толстый. Не особо спортивного телосложения. Волосы и не темные, и не светлые. Что-то среднее.

– Шатен?

– Наверное, – пожал плечами Нури. – Говорю же, мне сложно судить… Лицо вроде продолговатое. Нос… Обычный нос.

– Глаза какого цвета? – Гуров раскрыл папку и выудил из нее лист с протоколом допроса Геннадия Прохоренкова.

– Черные вроде.

Полковник сверился с собственными записями. Прохоренков, официально допрошенный час назад, утверждал, что глаза у Даниила – карие. В остальном описывал его приблизительно так же, как и Нури. И тоже без особой уверенности.

– Особые приметы есть? Шрамы, родинки, татуировки?

– Ну… Я не знаю, полковник. Не заметил… Кажется, ничего такого не было… Да я, собственно говоря, и не разглядывал его особо. Зачем мне? Я ведь не на романтическое свидание с ним собирался.

Поликарпов негромко хмыкнул. Гуров закрыл папку и сделал еще один глоток кофе. После чего поднялся на ноги и прошел к двери. Приоткрыв ее, выглянул в коридор и распорядился: