Австрийская площадь, или Петербургские игры - Андрей Евдокимов Страница 7

— Да, если раскрутить, то слабо не будет, — сказал Петр, — в жилищном хозяйстве вообще черт-те что. Кто как хочет, так и ворует.

— И ведь с народом не делятся, суки прошмандованные, все себе и себе, — подначил Чернов. — Позвони в этот сраный комитет, интересно, чем отбрехаются?

— Там у них новый начальник, Клименко…

— Откуда же он взялся? — удивился Чернов.

— Говорят, Яковлев из района вытянул — раньше вместе работали.

— Тогда погодим, чтобы на работу пешком не ходить.

Они посмотрели другу на друга и рассмеялись, вспомнив про молодого ш I тишься.

— Господи, ну что ты пристал, зачем тебе это? — вздохнула Катя, но Петр уже понял: она расскажет все, что знает. Он молча сел напротив и стал слушать, запоминая самые важные, узловые моменты. В конце концов он понял суть дела.

Идея зрела давно. Еще года три назад Катины хозяева сговорились с мэрией о передаче целого квартала на Петроградской стороне австрийским фирмам для представительств, офисов и тому подобное. Передачу зданий планировалось провести не как обычную продажу недвижимости, а под прикрытием культурно-благотворительной акции международного характера. Шумиха в зарубежной прессе должна была стать бесплатной рекламой для привлечения клиентов. Возможно, планировалась и продажа, но по исключительно льготным ценам. Петр сразу же предположил, что львиная доля денег по этим сделкам, скорее всего, предназначалась отнюдь не городскому бюджету, а непосредственным участникам.

Видимо, Катя действительно не знала, а по ее положению и не могла знать, подробностей — кому сколько причиталось. С другой стороны, подобные аферы проворачивались в России сотнями, особенно в Москве. Доходы от них исчислялись миллионами долларов. Поэтому такая версия казалась Петру очень правдоподобной.

— Ты с одним человеком встречалась или с разными? — спросил Петр.

— С одним, и всего один раз. Он не похож на этих, ну, которые в кожаных куртках и с бритыми затылками. Совсем не такой, но, мне кажется, еще страшнее. Сам худющий, одет в дрянь за копейку, но чисто, а на брюках стрелка в лезвие наглажена. Только взгляд у него какой-то мертвый. И говорит, как командует. Зовут Глеб Васильич.

— Телефон оставил?

— Нет, сказал, найдет меня сам.

— Утро, конечно, вечера мудренее, — Петр задумался. — Но все к тому, что надо сдать ему информацию. Потихоньку, частями, без деталей. Лучше всего начать с каких-нибудь совещаний, где было много народу. Ведь ты говорила, что делала переводы…

— У меня даже протоколы есть в компьютере, я их и печатала.

— Участникам разосланы?

— Конечно, сразу же.

— Сколько их там было?

— Когда?

— Ну какая разница! Последний раз или предпоследний…

— Человек десять, точно не помню. Собчаковская Людмила, она там тон задавала, Уво…

— Уво — это кто?

— Мой непосредственный босс, — Катя чуть покраснела и отвела глаза, потом юрист, архитекторы, депутат, — этот, ты его знаешь, — с нерусской фамилией…

— Ягья?

— Да, он. Потом Кошелев из райадминистрации и Геппер, совладелец нашей фирмы из Вены. Остальных не помню.

— И этого хватит. Никто не установит, откуда к твоему Глебу Васильичу попала копия. А отдать ему надо именно копию, и ни слова больше.

— А потом? Он ведь на этом не отцепится…

— Потом? Не знаю, — честно признался Петр. — Но время выиграем, а там видно будет. Вдруг ты уволишься или уедешь за границу. Да мало ли…

— Ох, Петруша, ты все-таки очень умный. Если бы не пил и занялся делом!.. А, может, все образуется? — Катя совсем по-старушечьи развела руками, посмотрев на Петра. — Я тебе покушать принесла, там — в холодильнике. Думала, ты тут без меня бедствуешь.

Она скоро ушла, и Петр не стал уговаривать ее остаться. Из окна он видел, как из громоздкой темно-вишневой машины вышел шофер, чтобы открыть Кате дверцу.

А через некоторое время пришла Ира, и Петр почувствовал такой покой на душе, что все заботы и страхи сразу стали казаться мелкими и как бы позавчерашними.

— Я не знаю почему, чувствую себя счастливым, только когда ты рядом, позже говорил он.

— Ты забыл. Я же честно призналась, что колдунья, — сонным голосом отвечала Ира. — У твоих дверей налила в блюдце дождевой воды и порог обрызгала. Теперь ты без меня — ни шагу…

— Почему без тебя?

— …потому, что этой же водой я тебя окропила, тебя — спящего. А блюдце закопала черной ночью, в черном лесу, у Черной речки, под Черной горой.

Алые сполохи близкого рассвета летели с востока над тишайшим зеркалом Ладоги, дробились в озерах и протоках между сосновыми сопками Карелии и блекли в лабиринтах темных домов спящего Санкт-Петербурга. В этот же час над холодным со свинцом разливом Невы дрогнули и медленно поползли вниз исполинские крылья Дворцового моста. Подступало утро.

* * *

Неделю спустя полковник Микин, морщась, вскрыл конверт с разработочным рапортом, доставленным ему лично, без подписей и атрибутов положенной регистрации.

«Проведенными оперативными и специальными техническими мероприятиями установлено, — читал Микин, — что в 1992 году по предложению мэра Санкт-Петербурга Собчака и супруги канцлера Австрийской республики К. Враницки было принято решение предоставить один из кварталов нашего города для размещения инофирм. Среди организаторов этот план кодировался выражением „уголок Австрийской столицы“, сокращенно- „уголок“. В качестве места реализации проекта выбрана площадь на углу ул. Мира и Кировского (Каменноостровского) проспекта.

<…>

Рабочая группа подготовила технико-экономическое обоснование относительно размещения в прилегающих зданиях отделений фирм, представительств, бизнес-центра, казино, кафе, ресторана и гостиницы европейского класса. С австрийской стороны реализацию проекта взяла на себя фирма <…>, по заданию мэрии осуществлявшая реконструкцию аэропорта…»