Русский Рэмбо для бизнес-леди - Александр Звягинцев Страница 7

А там, глядишь, скоро и старая сука Россия к нашим ногам подыхать приползет… Есть теперь у Коробова для кого и чего жить, Трофимыч, есть, мать твою так! – выкрикнул он и закружил малыша по залу, со стен которого смотрели на них надменные немецкие бароны всех поколений Унгернов: от крестоносцев-тамплиеров до офицеров "третьего рейха".

– Может, все ж в нашу веру окрестишь наследника? – осторожно заметил Костров. – Подумают еще – совсем, мол, онемечился Коробов.

– Кто подумает? – побагровел тот. – Эти, которые с тобой прилетели? Я ж не думаю: в православную купель их отпрысков совать или обрезание им делать…

Костров спрятал ухмылку в дряблый подбородок.

– Фрау Эльза в ее веру непременно хочет, – рассмеялся Коробов. – А мне плевать в какую. Ты, Николаша, кажется, научный атеизм студентам преподавал, с богом, так сказать, боролся?

– Задание такое было: КГБ Прощупывал, чем подрастающее поколение дышит.

– А почему атеизм с богом боролся, а его полная противоположность в той науке даже не упоминалась?

– Дьявол, что ли? – перекрестился Костров. – Ну, не знаю…

– А я знаю, – перебил Коробов. – Чтобы скрыть само его существование. Теперь рассуди, к кому тогда мы – атеисты – ближе: к тому, с кем боролись, или к его противоположности, само существование которого, оказывается, нам "неведомо"?

– Чудны твои речи, Виктор! – опять перекрестился Костров. – Хочешь сказать, что русские наказание принимают за то, что сплошь атеистами были?

– Хочу сказать, что русские должны до конца определиться в своей вере. Вера в его полную противоположность – тоже вера…

Увидев испуг в глазах Кострова, Коробов громко захохотал.

* * *

Маленький Карл был смышленым и живым мальчишкой. Пока высохший, как щепка, пастор готовился к церемонии посвящения его в Христову веру, мальчик носился по собору на роликовых коньках и тормошил гостей, сгрудившихся у купели. Часть гостей не одобряла желания папаши Коробова крестить сына не по православному обряду, но не показывала этого. Другим было все равно…

Больше всех волновалась за исход церемонии фрау Эльза фон Унгерн-Коробофф. Не передумал бы в последнюю минуту ее непредсказуемый герр Виктор крестить Карла в веру ее предков. Она чувствовала себя подавленно среди одетых в дорогие смокинги русских, больше похожих в них на похоронных агентов, чем на удачливых бизнесменов. К тому же от их русских подруг пахло невыносимо резкими духами, и у фрау Эльзы начиналась мигрень. Встретившись глазами с Ольгой, держащей за руку Нику, фрау Эльза все же нашла в себе силы для страдальческой улыбки.

Ольга сочувственно подмигнула ей.

Папаша Коробов не передумал, хотя сам на церемонии по какой-то причине не присутствовал. Когда пастор прочитал последний псалом и захлопнул Библию, всех присутствующих пригласили в дом, где уже были накрыты столы.

Несмотря на то, что крестил наследника Коробов в чужую веру, а примостившийся в углу оркестр играл в основном Моцарта и Вагнера, прием проходил по-русски хлебосольно: с икрой, семгой, осетриной и даже с жареными молочными поросятами, что было, по мнению фрау Эльзы, чудовищным расточительством.

Под строгими взглядами баронов, смотрящих с портретов на стенах, гости вначале чувствовали себя скованно, но скоро русская водка "со слезой", французский коньяк и шампанское сделали свое дело. Начались бесконечные тосты в честь наследника, его родителей, здравицы и поздравления.

Эльза с ужасом смотрела на этих странных русских, опустошающих, с ее точки зрения, смертельные дозы водки, и крепко прижимала к себе порядком уставшего и перепуганного наследника папаши Коробова.

А тот, несмотря на свои шестьдесят, не отставал в питии от молодых гостей.

Несколько немцев, присутствующих за столом, угнаться за русаками не могли и уже не вязали лыка, когда в зал с песнями и плясками ворвалась толпа цыган и цыганок. Сюрприз папаши Коробова – гастролирующий по Швейцарии цыганский ансамбль.

– "Эх, загулял, загулял, загулял парень молодой, молодой, в красной рубашоночке, хорошенький такой", – запел бородатый солист под перебор гитарных струн. Закружились в бешеной пляске цыганки, замахали цветастыми платками и юбками, захлопали в такт музыке оживившиеся гости. Одна песня сменяла другую, одна пляска, более бешеная, другую пляску.

Ника смотрела на цыган с восторгом, во все глазенки – видеть такого ей еще не приходилось. Сначала она лишь хлопала в ладоши вместе со всеми, а потом, подхватив брошенную какой-то цыганкой шаль с кистями, влилась в цыганский бешеный танец. Гибкая, кареглазая, как цыганочка, она самозабвенно кружилась вместе с взрослыми цыганками, сразу принявшими ее в свой хоровод.

"Господи, кровиночка, сумасшедшинка ты моя?

Где и когда научилась ты этому?" – подумала Ольга, и на ее глаза почему-то навернулись слезы.

А Ника, играя шалью, по-цыгански подрагивая плечиками, озорным щенком кружилась среди взрослых цыганок. Сверкая глазенками, легкой птичкой порхала она вокруг бородатого солиста и, отбивая дробную чечетку, выкрикивала что-то, подражая его раздольному дикому напеву…

По примеру Ники и остальные гости скоро влились в цыганский хоровод, и даже сам папаша Коробов с разбойным гиканьем и свистом пошел отплясывать с цыганками вприсядку. За столом остались Ольга, Костров и фрау Эльза, с брезгливым недоумением взирающая на необузданное веселье "русских варваров".

– Не надумали еще, голубушка, перевести счета на папашу? – наклонился к плечу Ольги Костров.

– К чему спешка, мон женераль? – уклонилась та от ответа.

– Дело ваше, дело ваше, – поджал губы Костров. – А я бы воспользовался оказией… Кстати, – резко поменял он тему. – Неплохо бы и Веронику покрестить в веру, так сказать…

– Мусульманскую?.. А может, для оригинальности в иудейскую, а? – засмеялась Ольга.

– Зачем, в нашу – православную, – опять поджал губы тот.

– Приедет дочь в Москву, если вы настаиваете, так и быть, окрестим ее в храме Христа Спасителя.

– Сочту за честь в крестные отцы пойти…

– А знаешь, мон женераль, почему именно в храме Христа Спасителя?

– Почему, голубушка вы наша ненаглядная?

– Может быть, когда она вырастет, Спаситель никому не позволит отдать ее в залог какому-нибудь грязному душману под пять караванов с наркотиками, как однажды отец родной отдал ее некрещеную мать.

– Тихо ты!.. – испуганно оглянувшись по сторонам, прошипел Костров. – О своей голове не думаешь, о дочери подумай!..

Ольга засмеялась зло, с вызовом и, расталкивая пляшущих цыганок, направилась к выходу.

– Чегой-то она с такой перекошенной мордой? – подсел к красному как рак Кострову запыхавшийся от пляски пьяненький папаша Коробов.