Звезда среди ясного неба - Мария Жукова-Гладкова Страница 7

Вероятно, ему не доводилось раньше выезжать на трупы богатых дамочек, любительниц маленьких собачек.

— Вы под кровать заглядывали? — спросила я.

— Ну, конечно, заглядывал. И не только я. Ведь орудие же убийства пытались найти. Там ничего нет, кроме пары кружевных трусиков. И даже пыли нет. Здесь прекрасно работает домработница. Или хозяйка ее так гоняла?

Я решила, что должна пройтись по всем комнатам в поисках Джулии, как раз посмотрю, что тут есть. Когда еще удастся? А ведь мне эта информация может потребоваться для книги от имени Аглаи.

Заходя в каждое помещение, я звала:

— Жуля! Жуля!

Члены следственной бригады заинтересовались информацией и присоединились ко мне, заглядывая под все диваны и кресла. Вероятно, искали не только собаку. Они же, можно сказать, попали в некий своеобразный музей эротики.

В результате Джулия нашлась, но никто так и не смог сказать, где она пряталась. Она просто выскочила на мой голос (меня она все-таки раньше видела) и в один прыжок оказалась у меня на руках, прижалась всем тельцем и задрожала.

— Пойдем на кухню, я тебя накормлю, — сказала я собачонке и поцеловала в макушку.

— Мы к вам присоединимся через некоторое время, — сообщил следователь. Ему еще было что осмотреть в этой квартире. Между делом он признался мне, что если бы, проснувшись утром, увидел кривой шкаф, который еще клонится в сторону, то подумал бы, что проспал землетрясение.

— Нашлась? — не особенно удивился продюсер при виде Джулии. — Ты не хочешь взять ее себе?

— Возьму, — кивнула я. Как раз будет живое существо в моей пустой квартире. Но больше никаких парикмахерских! Никаких перекрашиваний бедного животного! Никаких маникюров и педикюров! Никаких платьев! Только комбинезоны, когда того требует погода.

— Если бы ты знала, как мне тошно, Наташа, — вздохнул продюсер и налил себе еще коньяка. В бутылке осталось не так уж и много янтарной жидкости.

— Может, хватит, Петр Аркадьевич? — с беспокойством спросила я.

Он только махнул рукой, выпил, утер рот рукавом.

— Вам, может, что-то приготовить? — предложила я. — Вы же, наверное, еще не завтракали.

— Пожарь яичницу. Если огурец найдешь соленый, дай огурец. Ты насчет работы не беспокойся. Во-первых, нужно написать эту книгу — вроде как от Аглаи осталось, она хотела издать, а мы издадим после смерти… Как раз сорвем все, что можно, с дисков. Так что пиши побыстрее. За скорость заплачу. Во-вторых, я постараюсь еще какую-нибудь девчонку найти. В общем, я что-нибудь придумаю. И они сами постоянно проявляются и себя предлагают. Тебя не забуду. Ты уже свой человек. А я своих людей не бросаю.

Петр Аркадьевич накрыл мою руку своей.

— Как вы думаете, кто ее? — спросила я, разбивая яйца на сковородку. Джулия уже съела кашу и сидела на одном из пластиковых стульев как член семьи. Вероятно, она всегда так тут сидела. Я не знала. При моих предыдущих появлениях в этой квартире Джулия оставалась рядом с хозяйкой, а хозяйка не ходила в кухню.

— Кто-нибудь из мужиков, — пожал плечами продюсер. — Ты же знаешь, как она умела людей доставать. Ты еще мало с ней общалась и редко видела, а уж я-то с ней натерпелся. Хотя девка была талантливая, отдать ей должное.

— Вы ею занялись, потому что увидели ее потенциал? — Раньше я никогда не спрашивала об этом продюсера, да мы никогда и не разговаривали с ним по душам.

— Нет, потому что ее отец попросил. Я его знаю еще с советских времен. В одном институте учились. Подумать только, кто кем стал… Станислав Дубов прыгнул выше всех. Знаешь, я иногда смотрю на фотографии своего класса, на снимки из колхоза, куда мы студентами ездили, потом на тех, с кем успел поработать… В те годы мы и предположить не могли, что в стране произойдут такие изменения и мы пойдем такими разными дорогами…

— Вы по специальности инженер?

— Ага. Технолог. Трудно поверить, правда? Где только сейчас нет советских специалистов… Но я в НИИ отработал только три обязательных года — по распределению. У нас была художественная самодеятельность, я быстренько стал администратором группы, потом расширил деятельность. Ушел из НИИ, но продолжал и ту группу продвигать, и другие, и отдельных исполнителей.

— Когда было труднее — тогда или сейчас?

— И тогда, и сейчас были и свои сложности, и свои положительные моменты. Тогда талантам было проще пробиться, то есть пели люди, которые умеют петь, со слухом, с голосом. А теперь часто главными критериями являются умение двигаться по сцене, танцевальная подготовка, морда и сиськи. А попал в обойму — кочуй из проекта в проект. Все катаются на коньках — и ты катайся, все прыгают с вышки — и ты прыгай в воду. Это важнее, чем пение. Да что тебе объяснять? Хотя я все-таки работаю с людьми, которые на самом деле поют. Не могу я иначе! Но и я пытался некоторых засунуть в проекты, вон Аглая поучаствовала, потом сама не захотела больше. Но без этого нельзя. Участвовать в подобном проекте — значит быть в обойме. И я ведь и что-то оригинальное постоянно придумываю — взять хотя бы эту колонку, которую ты за Аглаю пишешь, то есть писала. Но и талант может пробиться. Вон Юрка, например. Талантливейший человек! Кстати, он никогда ни в каких проектах не участвовал и не будет.

— Но начинал-то он еще в советские времена, — напомнила я.

Петр Аркадьевич говорил про барда Юрия Твердохлебова, настоящая фамилия которого была Синюшкин, как мне в свое время сообщила Аглая. Сама Аглая выступала только под одним именем, поскольку оно было довольно редким. Ее фамилия — Дубова — не фигурировала ни на афишах, ни на дисках, ни в титрах. Аглая и Аглая. Ее и так хорошо запомнили.

Юрий Твердохлебов писал потрясающие тексты и музыку, на гитаре играл сам, всегда пел без фонограммы, а если требовалось петь под фонограмму в каком-то общем концерте, от выступлений категорически отказывался. Если сажал голос, отменял концерт, но потом обязательно проводил его в другой день. К своим слушателям (а их были миллионы) он относился с огромным уважением.

Но, как и подавляющее большинство талантливых русских мужиков, Юрий Твердохлебов-Синюшкин сильно пил. Свои потрясающие, гениальные тексты он обычно писал в состоянии глубочайшего похмелья и говорил, что только в эти минуты (часы, а то и дни) к нему приходит вдохновение, он видит образы, у него в голове звучит музыка и текст, и от него требуется только все это быстро записать. Хотя ведь и Есенин свои лучшие стихи написал в похмельной депрессии. Может, у нас это национальное?

Юрия обожали и простые люди, и олигархи, и высокопоставленные чиновники, и звезды спорта. Его постоянно приглашали выступать — и в огромные залы, и в самые дорогие дома, охраняемые полками частной охраны. Он отправлялся в морские путешествия на дорогих яхтах, выступал перед первыми лицами страны — и это несмотря на то, что для него не существовало никаких авторитетов.

Юрий пел о любви и о социальных проблемах, причем вскрывал социальные язвы с большим юмором, мог опустить проворовавшихся чиновников и олигархов ниже плинтуса, что всем безумно нравилось. Также Юрий обожал подраться и мог быть страшен во хмелю. Правда, несколько магазинов, витрины которых он покрушил, повесили соответствующие таблички и плакаты с изображением Юрия, что только добавило им покупателей. Полиции с самого верха было дано задание не трогать Юрия — в смысле не сажать в «обезьянник» после очередного дебоша с битьем витрин и морд, а, наоборот, вежливо и аккуратно доставлять до дома и сдавать с рук на руки домработнице и ее супругу, врачу-наркологу, постоянно проживавшим в квартире в качестве прислуги.