Убить своего дракона - Ксения Баженова Страница 7

— Да вроде все хорошо.

— Что-то по голосу не слышно. Как у тебя дела, что делаешь?

Ольга начала рассказывать историю про Владлену, но слова давались ей с трудом, дыхание прерывалось.

— Марик, что-то я неважно себя чувствую. Давай попозже созвонимся.

— Может, вызовем врача?

— Что ты, не нужно. Я приняла лекарства, да и куда врач поедет на дачу.

— Слушай, я возьму своего врача и приеду. Мало ли что?

— Не надо, Марик, не стоит. — Она совсем не могла говорить, руки дрожали от слабости. — Марик, я прощаюсь. Ноги совсем не держат.

Конца разговора Ольга уже не помнила.

* * *

Марк все-таки приехал с доктором, и почти весь май Ольга пролежала в больнице. Ее часто навещала Владлена, которая привозила наваристые бульоны и забирала стирать вещи. К тому времени Ольга успела изложить Марку историю их встречи, и они даже познакомились. Она сильно привязалась к этой хамоватой бабенке, и ее даже забавляло поведение домработницы. В ней чувствовался жизненный напор, чего самой Ольге сильно не хватало, тем более сейчас. Когда пришло время выписываться, она сказала Марку:

— Дружочек, мне совсем плохо. Одна я жить не смогу. Может быть, попросить Владлену переехать ко мне? Видишь, как она помогает. Пока деньги есть, узнаю, сколько ей платят ее хозяева, и пусть живет со мной, что ты на это скажешь?

— Оленька, она грубовата, конечно, но действительно заботливая. Мне кажется, это неплохая идея. Только не забудь проверить ее документы, мало ли что. А денег я всегда тебе дам, если нужны будут. Зови, не сомневайся.

На следующий день Ольга пригласила Владлену к себе. Ей было неудобно срывать человека с работы, мало ли что случится, Владлене снова придется искать работодателей. И она, подумав немного, решила, что компенсирует это ей тем, что предложит Коле перебраться в свою квартиру, чтобы им не снимать. Места много, всем хватит.

Владлена ответила согласием не сразу. Не пускаясь в особые реверансы, высказала предположение на тему «а вдруг что, мы на улице тогда останемся».

— Будете жить у меня, пока не найдете новую работу и квартиру. Я скажу Марку, он позаботится о том, чтобы вы на улице не остались.

— А кто он вообще такой, Марк-то? Я все стесняюсь спросить.

— Он мой старый друг, еще с детства. И хороший адвокат.

— А-а-а, понятно, грешки молодости? — и Владлена заговорщически подмигнула.

— Что вы такое говорите!?

— Да ладно, что уж там, мужик видный. С кем не бывает. Посолиднее Гриши-то будет.

Ольга стала похожа на нахохлившуюся взъерошенную сову. Глаза ее округлились и предательски заблестели, она мелко потряхивала головой и не знала, что ответить.

— Да ладно, ладно, — засмеялась Владлена. — Уж и пошутить нельзя. Трепетная ты больно. Когда переезжать? Да, вот, кстати, и паспорт. Зовете незнакомого человека в дом, а бумаг-то и не спросите. Хорошо, я порядочная подвернулась.

Ольга была ей благодарна. Как-то неловко самой проверять у Владлены документы, но в паспорт она так и не заглянула:

— Ну что вы, что вы, Владлена Семеновна, я вам доверяю.

— Нет уж. Сделаю копию и положу к тебе в тумбочку. Чтоб все как положено.

* * *

…В распахнутое окно врывалась оглушительная музыка из стоящей под ним машины. Она разбудила спящего мгновенно и агрессивно. Бешено забилось сердце, желудок превратился в воронку, всасывающую черный липкий страх; он разнесся по всему телу, смешивая в мозгу остатки виденного сна и реальность утра…

…Занавеска колыхалась, как пласты тумана в том подлеске, где бежал, задыхаясь от усилия и ужаса, он, маленький, спасаясь от волков. Ему удалось пробиться сквозь частые молодые поросли упругого орешника, выползти на поляну; там он замер и тихо заплакал. Вокруг стояли волки. Мелькание клыков, брызги слюны, неистовое дыхание обступивших его зверей лишили его голоса и слез. И они набросились на него. Они кинулись так, как однажды две собаки рвали на куски, подбрасывали и свирепо трепали его плюшевого мишку. Они его растерзали, вывернули наизнанку и бросили.

Первым ощущением была свежесть влажной травы, он открыл глаза и встал на четвереньки. Волки все еще стояли кольцом, но их взгляды и дыхание были не враждебными. Два волчонка подвалили сбоку, покусывали его, приглашая вступить в игру. Мгновенно пришла догадка: «Я — волчонок!» Острая радость кольнула под сердцем и понесла его по лугу нарезать круг за кругом, закувыркала его, мехового, облизанного чьим-то шершавым языком, двинула вместе со стаей в глубь леса. Стая трусила неторопливо, и волчата от переизбытка счастливой энергии петляли поодаль, спугивая птиц и остроухих зайцев. Он тоже погнался за длинноухим, лавируя среди стволов, почти догнал, но… взлетел к кроне высокой сосны.

Забился, заскулил в сети, неистово рванул вдруг выросшими когтями веревки, которые обволакивали его, путались в шерсти. Ужас сковал его волю, превратился в обжигающую ноги струю. Отчаянным усилием проделав дырку, он просунул голову, вырвался, полетел вниз, оставляя шкуру в ловушке. Затяжной полет сквозь серые плотные пласты тумана холодил сердце. Он приземлился и проснулся…

Положил ладонь на сердце, прислушался к ударам, почувствовал мягкие волоски на груди, провел рукой по косице, что шла вниз к пупку. Косица эта очень нравилась женщинам, он же был уверен, что под ней находится отверстие для превращения в оборотня. Было жарко и липко. По привычке провел ладонью по простыне, не мокро ли? Много лет назад после такого сна он просыпался в луже. Мама часто удивлялась, почему его пододеяльник и простыня такие серые. Это он подкладывал газеты, чтобы не промочить матрас… Много лет назад…

От досады, что день начался жестко, он сжал до боли кулаки. Как можно впускать в себя такие децибелы, они делают его инвалидом на весь день. Музыка умолкла. Полежав немного, он пошел в ванную, где долго стоял под душем, омывая свое вальяжное тело, тщательно вытирался, брился. Потом он достал большую резную шкатулку и стал стричь в нее ногти, усмехнулся, вспомнив, что начинал с маленькой картонной коробочки из-под пудры «Красная Москва», ее содержимое тоже было в этой новой. Каждый оборотень обязан иметь подобную… Откуда это взял, он уже не помнил, но неукоснительно следовал ритуалу многие годы, как только его стали посещать сны о растущих когтях. Это было его порядком, его маниакальной защитой против хаоса снов. Следующим ритуалом стал утренний чай, который своим запахом, цветом и вкусом возвращал его во внешнюю реальность.

День предстоял очень ответственный, и он не позволит детскому сну нарушить его жизнь и создать напряжение. Напряжение все же создавали события, которые возникали непредвиденно, не по расписанию, и не подчинялись тщательно разработанному плану.

Сегодня это случилось в их антикварном лифте, возможно, последней старинной кабине в городе. Впустив его внутрь и предупредительно закрыв дверь, лифт оставил его наедине с «милой» старушкой в ватнике, таком, как у сторожихи или работницы склада. Она держала пластиковую переноску с кошкой. Резкий едкий запах шибанул в нос. Кошка воняла и глядела на него во все зеленые глаза. Подступила тошнота, он захотел ослабить узел на галстуке, поднял руку, на что животное отреагировало хриплым воем, и смрад стал еще зловоннее. Пришлось опустить руку и прислониться к стене. Старушка казалась ему ведьмой. Он никогда не видел ее в подъезде. Видно, он как-то нарушил сегодня схему, неправильно подсоединил проводки, и они закоротили. Бабка смотрела на него снизу вверх подозрительными глазами крысы из-под своего надвинутого на лоб платка. Голос ее оказался глухой, будто не здешний: