Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский Страница 7

— Нет, ну зачем. Это государственное дело, мы же люди долга. Ты меня попросил, я сделаю, если все законно, — сказал Зябликов, едва заметно смягчая букву «г», из чего можно было сделать вывод, что он, может быть, откуда-нибудь из Рязани.

— Да нет, ты не понял, тут все по-честному, — успокоил его Тульский. Он для чего-то поплевал на расческу, которую достал из кармана, и поправил свои жидковатые светлые волосы, которые зачесывал на залысину в середине головы, — У меня статья есть на агентуру. Ты, конечно, не агент, но все по назначению, эти средства специальные. Вот, считай, что сейчас ты меня угощаешь, я же из статьи трачу.

— А вот то, что брат у меня сидит, — это как? — спросил Зябликов.

— Да кто же узнает? — резонно возразил подполковник. — Да где ты в России найдешь человека, у которого никто не сидит? Ты не говори ничего, вот и все. Ты же человек-то правильный. Вон, даже и не просишь ничего. С братом, кстати, надо будет решить по УДО, если он ведет себя там нормально.

Вроде бы то, что предлагал Зябликову бывший его сослуживец, впрочем, уже высоко залезший с тех пор, как они расстались в Гудермесе, где Зябликов оставил ногу по колено, было и законно, и по-людски, но что-то тут его напрягало. То ли он к халяве не привык, то ли друг его сильно изменился и имел какую-то заднюю мысль.

— А если меня не выберут в присяжные?

— Ну, значит, не выберут, угощение спишем. Ты поменьше про Чечню им рассказывай, вот и выберут, хотя и скрывать тут нечего. А почему нет? Ты честный военный, чем ты им плох? Инвалид, что ли?

— Да нет, я себя инвалидом не числю, — сказал Зябликов с вызовом, неизвестно кому адресованным, и рубанул ладонью воздух.

— Ну вот, — похвалил его Тульский. Зябликов от этой похвалы поморщился, но заставил себя глотнуть пива и стал без удовольствия жевать остывший шашлык.

— Ты опытный командир, — продолжал тем же бодрым тоном Тульский, — Твоя задача — повести за собой народ, организовать присяжных, двенадцать рыл, а больше ничего. Ты же батальоном командовал, Зябликов! Справишься. Дело там, в общем, обычное. Фабула там такая, чтобы ты ориентировался. Подсудимый, Лудов его фамилия, был бизнесмен, в компании с неким Пономаревым возил из Китая телевизоры «Панасоник»; они их через границу провозили как детали, даже делали вид, что собирали в городе Тудоеве, но это только для прикрытия. Завод в Тудоеве они под себя подобрали, разворовали там все, площади сдали мешочникам, активы увели за границу. Потом партию «Панасоников» задержали на таможне, пошли проблемы, они поссорились, и он своего компаньона отравил на даче, труп вместе с дачей сжег. В общем, разберетесь. Прокурор вам поможет. Там прокурорша будет знаешь какая? Сиськи — во! Увидишь — обомлеешь. Убедительная женщина. А ты там больше на классовую ненависть налегай. От трудов праведных не построишь палат каменных… Или ты не согласный?

Для убедительности Тульский двигал по столу кружки туда и сюда.

— А если там все и так понятно, то присяжные зачем? — не унимался Зябликов, которому шашлык под этот разговор не лез в горло.

— Как зачем? А как же без суда сажать-то? Что ты детские вопросы задаешь? — Тульский взглянул на друга подозрительно, и это был взгляд какой-то новый, ему не знакомый. — Слушай, может, водочки еще возьмем, а то не идет что-то шашлык?

— Я не хочу, — сказал Зябликов. — Меня что-то не забирает.

— Вот и меня не забирает, — пожаловался Тульский, — Хоть ведро выпей, голова только треснет с утра, а куража нет. Чеченский синдром, говорят…

— Ну. Я вообще деревянный какой-то. Ну, понемногу отпускает, конечно… — Тон разговора уже стал другим, и шашлык у Майора сразу стал жеваться. Пиво ему было не в масть, только для запивки, а шашлык-то, выходило, ничего.

— А тебе сны еще снятся? — спросил подполковник.

— Ну, теперь уж редко, но уж как приснится, так весь в холодном поту.

— И мне, — вздохнул Тульский, — А ребят-то видишь кого, кроме охраны на фирме?

— Ну как же, на тренировках многих вижу наших в зале…

— А как же ты без ноги? — удивился подполковник.

— А я ногу отстегну и в партере… — стал объяснять Зябликов, но понял, что не сумеет объяснить, и сунул в рот огромный жилистый кусок остывшего шашлыка. Пока он был занят этим куском, Тульский уже замахал рукой официанту.

Понедельник, 19 июня, 8.00

Анна Петровна Мыскина, выглядевшая старше своих сорока шести, торопливо допила чай на кухне и пошла будить сына, который спал, завернувшись в одеяло. Квартира была однокомнатная, бедная, поэтому сын спал за платяным шкафом, игравшим одновременно роль перегородки. На заднике шкафа сын развесил афиши с портретами любимых рок-музыкантов, чьи рожи были размалеваны страшными черными пауками. Анна Петровна, глядя на них, каждый раз пугалась.

— Паша, вставай! Ну вставай же! — Она потянула одеяло с его головы. — Мне пора, а ты опять проспишь, тебя выгонят с работы.

— Ну и выгонят, — пробурчал сын вяло, но с постели все же слез. — Подумаешь, работа. Другую найду. — Он отправился в ванную и стал чистить зубы, не закрыв дверь и глядя в зеркало на мать: могла бы быть и получше, но мать ведь не выбирают. — Вон, хоть к тебе в химчистку наймусь. Ты будешь ихние грязные шмотки принимать, а я развозить для богатеньких, кому влом самому прийти и забрать. — Сын сполоснул рот и с отвращением сплюнул белую пену, — Или тебе, мать, твоя работа не нравится?

Они прошли в кухню, где Анна Петровна поставила перед ним тарелку с кашей.

— Дурак ты, Паша. Сейчас время такое, за любую работу надо держаться. Выгонят тебя, опять у меня на шее будешь сидеть. На четыре тысячи с премией…

— Ладно… — примирительно сказал сын, поковырялся ложкой в каше, отложил ложку и вдруг заметил на матери нелепо сидящее и немодное выходное платье. — Куда это ты собралась?

— В суд, — Она невольно как-то приосанилась. — Я же тебе говорила, ты забыл?

— Забыл, — честно признался Паша. — А кто с тобой судится? Вы чью-нибудь дубленку заварили? А ты-то при чем, ты же только приемщица?

— Нет, — сказала Анна Петровна. — Я в присяжные иду, если выберут, — вот и оделась. Там, говорят, по четыреста рублей в день платят, а ты сиди и слушай.

— А… Хорошо! — подумав, сказал сын. — Ну, ты там примечай как и что.

— А в чем дело? — с беспокойством спросила мать.

— Да нет, ничего, это я пошутил, — и он снова уткнулся в тарелку с кашей.

— Там и свитер тебе довяжу. Дай-ка померяю спину-то! — с деланой суровостью сказала приемщица и приложила к спине сидевшего на табуретке сына синие и зеленые полоски своего рукоделия.

Сын брезгливо пожал плечами, на которые полоски легли в самый раз, но на этот раз решил над матерью не смеяться.

Понедельник, 19 июня, 8.00

В солнечном свете, лившемся из широкого окна, Ри примеряла перед зеркалом платья и блузки, стараясь найти что-нибудь поскромнее. День обещал быть жарким, но сарафан с голыми плечами она все же, подумав, отвергла. Наконец она остановилась на достаточно простой, как ей показалось, кофточке и широкой юбке. Еще какое-то время ушло на то, чтобы перенюхать несколько разных флаконов. Она примерила сначала маленькую сумочку, но, подумав, сменила на большую, сунула туда глянцевый журнал и плеер с наушниками. Вышла в кухню и добавила кусок сыра из холодильника, завернув его в фольгу.