Ожерелье казненной королевы - Наталья Александрова Страница 7

В одном старом фильме я слышала фразу: «Если человек глуп, то это надолго». От себя могу добавить, что если человек идиот, то это навсегда. Грустно, но факт.

Когда я впервые поняла, что я – полная идиотка? То есть, наверное, была ею всегда, только ощутила себя ею, когда прилетела в Штаты.

В первое время, когда поженились, мы с Генкой жили неплохо. Я работала на телевидении, тогда еще в другой передаче, он тоже где-то что-то делал. Не очень хорошо у него получалось, денег было маловато, но я, влюбленная дура, принимала за чистую монету все его разговоры о том, что в нашей стране трудно заниматься бизнесом, а на государственной службе все только и думают о карьере и никто – о деле.

Говорить Генка умел, я заслушивалась. Завораживал он меня, идиотку, своими разговорами. Ни на одной работе он долго не задерживался, говорил, что, пока молодой, хочет попробовать себя на разных поприщах. И однажды вдруг заговорил о том, чтобы уехать в Штаты. Дескать, тут у него ничего не получается по объективным причинам. Если работать по найму, то начальник обязательно дурак и глушит всяческую инициативу. А на то, чтобы как следует раскрутиться в бизнесе, у него не хватает начального капитала.

Такие разговоры он вел несколько месяцев. Вначале я стойко сопротивлялась, возражала, мы ссорились. Потихоньку я привыкла, тем более что Генка уволился с работы и часами торчал на сайте «ВКонтакте». Денег стало маловато. В конце концов Генка показал мне письмо своей бывшей одноклассницы, которая уехала в Штаты три года назад. Письмо было приветливое, но короткое, у нас как раз запускали новое шоу, так что я позабыла про это письмо через два дня.

Через месяц Генка поставил меня перед фактом: он едет. Пока просто посмотреть, сказал он, прикинуть. Хотя эта его знакомая обещает свести с нужными людьми, устроить на работу. С языком у этого паршивца было неплохо: закончил в свое время английскую школу. И улетел, забрав с собой все деньги, отложенные мной на отпуск и на черный день. В промежутках между работой я скучала. Генка слал восторженные имейлы и эсэмэски. По ним выходило, что в Америке все дешево, жить можно прекрасно и условия для бизнеса исключительные. Работу мне он найдет в два счета. Так что я должна только заняться английским. И когда я написала ему, что приеду хотя бы в отпуск, он удвоил усилия и убедил меня продать квартиру и приезжать насовсем. Дескать, у него готов уже окончательный бизнес-план и знающие люди сказали, что это – беспроигрышный вариант, но кредита в банке Генке не дадут, потому что он эмигрант. А если будет начальный капитал, то дело пойдет как по маслу.

Что заставило меня согласиться на эту авантюру? Наверное, я боялась принять окончательное решение. Потому что понимала, что Генка сюда не вернется, и тогда получится, что у меня больше нет мужа. К этой мысли следовало привыкнуть, а я не могла. Скучала по нему, любила еще тогда… В общем, упорно отгоняла от себя все плохие мысли. Зарывала голову в песок, как страус.

Короче говоря, я нашла трехмесячные курсы английского и занялась продажей квартиры, Генка же порекомендовал мне свою дальнюю родственницу, которая работала риелтором. Она-то быстро разобралась в ситуации и поняла, что объехать меня на кривой козе не составит труда. Якобы для скорости она предложила мне вариант цепочки: она продает свою двухкомнатную и мою однушку и покупает хорошую трешку, как раз сейчас есть вариант. Денег в договоре указываем вполовину меньше, остальное они отдадут мне наличностью, а пока за это пропишут меня в своей трешке. Так мы и сделали, я еще радовалась, что родственники не обманут, и, разумеется, не взяла с этой бабы никакой расписки. Если человек идиот, то… ну, вы знаете, как там дальше.

В общем, я уволилась с работы и полетела в Штаты, не сообщив об этом маме. Как оказалось, это был мой единственный более-менее умный поступок, хоть она сейчас живет и работает спокойно.

Оказавшись в аэропорту Нью-Йорка, знаменитом аэропорту имени Джона Кеннеди, я совершенно растерялась от обрушившегося на меня многоязычного гула, от снующих в разные стороны толп. Белые, черные, желтые люди спешили по своим делам, разговаривали на сотнях разных языков, из которых я не понимала ни слова. Впрочем, я была в таком состоянии, что, наверное, не поняла бы, даже если бы со мной заговорили по-русски.

Пройдя паспортный контроль и получив багаж, я остановилась в растерянности.

Мужа не было, никто меня не встречал. Все пассажиры моего самолета моментально рассосались, и я осталась совершенно одна в этом многолюдном человеческом муравейнике.

Я постояла десять, двадцать минут, все еще надеясь, что Генка появится, но с каждой минутой эти надежды таяли. Про себя я помянула его недобрым словом. Понимает же, каково мне стоять тут… Хотя, может быть, у него что-то случилось и он просто не смог приехать…

Видимо, на моем лице отразилось охватившее меня отчаяние, потому что подошла девушка в униформе и что-то сочувственно спросила по-английски.

Надо сказать, что после курсов английского языка я воображала, что понимаю разговорную речь и даже могу кое-как объясниться. Но из того, что сказала мне девушка, я не поняла ни слова. Я даже подумала, что она говорит не по-английски, а на каком-то другом языке.

Видимо, увидев мою растерянность, девушка повторила все еще раз, гораздо медленнее и отчетливее, и на этот раз я поняла несколько слов и, скорее, догадалась, что она спрашивает, чем может мне помочь.

Я, к счастью, сообразила, что полагаться на мой разговорный английский не стоит, и просто протянула бумажку, на которой был написан адрес Генкиной квартиры, который я в последнем припадке благоразумия все же сумела у него выяснить.

Девушка оживилась, снова посыпала словами, но тут опять осознала, что я ничего не понимаю, и медленно, отчетливо проговорила:

– Эйр трейн, Ямайка! Ямайка!

Я совершенно растерялась: при чем тут Ямайка? Я вовсе не собиралась лететь на этот остров!

Но девушка взяла меня за руку и подвела к указателю, на котором было написано: «Эйр трейн».

Я послушалась, пошла в указанном направлении и очень скоро оказалась в поезде, который курсирует между терминалами аэропорта. Из надписей в этом поезде я выяснила, что Ямайка, о которой говорила сердобольная девушка, – это вовсе не тропический остров, а станция этого самого поезда.

Дальнейшее путешествие я помню очень смутно. Еще несколько раз я пересаживалась, оказалась в метро, которое, кстати, не произвело на меня впечатления, и наконец вышла из поезда в унылом и непривлекательном районе, застроенном домами из мрачного темно-красного кирпича.

Навстречу медленно, нога за ногу, брел местный житель. Это был афроамериканец лет двадцати пяти, и его лицо не светилось добродушием и сочувствием к растерянной иностранке, поэтому я не стала его ни о чем спрашивать, а поскорее прошла мимо, сделав вид, что прекрасно знаю, куда идти.

На углу улицы смуглый мужчина торговал с лотка овощами и фруктами. Он показался мне более дружелюбным, я подошла и показала ему свою бумажку с адресом.