Прости грехи наши - Ромэн Сарду Страница 7

Вечером в Драгуане наконец пошел снег — впервые за эту зиму. Весь прошедший день люди обсуждали смерть епископа, и даже наступившая ночь не успокоила взбудораженные умы. Жители, покинув заснеженные улицы, продолжили свои пересуды уже в домах, у очагов.

В течение каких-нибудь нескольких часов Акен превратился из святого в богоотступника. Жители не только не жалели убитого епископа — они осуждали его за такую смерть, как будто он сам был в этом виноват.

Все население городка уже знало о неожиданном появлении Человека в черном, об ужасном шуме в келье епископа и о том, что Акену раздробили череп. Ни одно известное оружие не смогло бы так сильно разбить человеческий череп. Суеверные люди, неспособные дать произошедшему какое-либо вразумительное объяснение, сразу же приписали погибшему священнику тяжкие грехи, за которые он, по их мнению, и был покаран. Все жители Драгуана были уверены: епископ навлек на себя гнев самого дьявола. Тут же стали судачить о таинственном прошлом Акена. Молчаливость епископа, его склонность к уединению и свойственная ему в последнее время меланхоличность — все это подогревало нездоровое воображение досужих сплетников. Погибшего священника обвинили в богоотступничестве, детоубийстве, связи с еретиками, извращениях, мужеложстве. Беатрис, первая служанка епископа, сообщила, что когда-то нашла в одном из его сундуков (это было более двадцати лет тому назад) плащ святого Бенито — зловещее желтое одеяние с широкими рукавами, которое инквизиция заставляла носить тех, кто подвергся ее осуждению.

— Боже мой! — в страхе крестились люди. — Так Акен был ненастоящим епископом!

Целых тридцать лет верующие находились под властью вероотступника! Церковные службы, исповеди, крещения, прощение грехов за прошедшие тридцать лет вдруг приобрели другой смысл, вызывая у людей ужас, стыд и гнев… Непрекращающиеся злосчастья, обрушившиеся на Драгуан с тех самых пор, как в Монтею были найдены трупы, вдруг получили свое объяснение. Даже суровость нынешней зимы была поставлена в вину Акену.

Каждый житель Драгуана вносил свою лепту в расползающиеся слухи об убийце епископа и об обстоятельствах убийства, причем люди словно соревновались друг с другом в стремлении рассказать что-нибудь новое и захватывающее. Ткач Симон Клерг утверждал, что видел, как одетый в черное человек прогуливался по улицам незадолго до убийства; точильщик Арибальд заявил, что группа всадников в темных одеждах ждала кого-то на выезде из города и их лошади все время гарцевали на месте; хозяйка местного трактира божилась, что незнакомец-великан приехал не один: за ним на лошади сидел карлик (стало быть, если великан уехал из города один, то карлик все еще находился где-то поблизости); изготовитель луков Пела видел, что незнакомец, уезжая из города, держал в руке какой-то ужасный окровавленный предмет, а цирюльник Антельо, тоже якобы видевший этот предмет в руках незнакомца, узнал в нем голову епископа! Спустя несколько часов все эти россказни превратились просто в невероятные измышления, зачастую противоречащие друг другу и весьма нелепые. Среди населения Драгуана начались разброд и шатания, и люди принялись крушить предметы культа: ломали кресты, топтали ногами святые образа. Монахам пришлось запереться в доме каноников, чтобы уберечь себя от гнева жителей, которые возлагали вину за беды, постигшие их город, не только на покойного епископа, но и на его помощников.

— Человек в черном должен был прикончить вас всех! — крикнула монахам пожилая женщина, бросая в них камень.

Вечером жители организовали охрану и патрулирование дорог вокруг города, чтобы не позволить Человеку в черном возвратиться сюда, а заодно и отогнать прочих злоумышленников, если таковые появятся. Некоторые из добровольных стражей считали, что так они лучше защитят свои семьи, другие стремились найти подтверждения фантазиям, порожденным их воображением вследствие произошедших событий.

Ткач Симон Клерг и еще трое мужчин вызвались охранять бывшую северную заставу: когда-то она была довольно серьезным укреплением, а теперь представляла собой низенькую ветхую стену, годившуюся разве что для защиты от ветра. Клерг и его товарищи получили задание нести дежурство возле этой стены и в случае чего давать отпор любым злоумышленникам.

В доме каноников викарий Шюке и двое монахов вовсю готовились к обороне. Они крепко-накрепко закрыли все двери, наложили на дверь в комнату Акена восковую печать и затем погасили факелы, оставив гореть лишь одну свечу, в результате чего двухэтажное здание погрузилось во мрак. Все окна монахи заколотили досками или же закрыли свинцовыми ставнями. Дверь главного входа они подперли деревянными колодами, сундуками и длинными металлическими прутами.

Затем все трое расположились в маленькой трапезной, которая служила им жилой комнатой и где было более-менее тепло. Монахи пропустили все сегодняшние молитвы, и обед, и ужин. Они также пока не прочли и первую из полагавшихся тридцати заупокойных молитв о душе усопшего. Обычно церковные церемонии, связанные с покойником, выполнялись самым строгим образом и длились целый месяц. Однако сегодня, в день этого ужасного убийства, монахи были слишком потрясены случившимся и не воздали своему бывшему патрону должных почестей.

Начался снегопад. Снег становился все более густым, на поверхности земли образовывались огромные сугробы. Укрытие, за которым прятался от непогоды Симон Клерг, вскоре оказалось почти погребено под толстым слоем снега, и его уже трудно было отличить от окружающей местности. Ткач и его трое товарищей терпеливо несли службу у своего укрепления, притопывая ногами, чтобы согреться, и прячась от ветра за раскисшей от снега стеной, сложенной из камня-песчаника.

Кроме охраны въездов в город, добровольными стражниками было также организовано патрулирование окрестностей. Выполнять эту задачу взялись двое крепко сложенных местных жителей: Липрандо и Гроспарми, еще один городской точильщик. Гроспарми патрулировал северные окрестности и периодически проходил мимо стены, у которой находился Симон Клерг. Маршрут Гроспарми пролегал от бывшей северной заставы до епископских свинарников, мимо развилки дорог, ведущих на Домин и Бефе, до того места, где находилась маленькая алебастровая статуя Девы Марии, сильно пострадавшая от морозов. Кое-где точильщику приходилось идти по лесным тропинкам. Он был с головы до ног укутан в замшевый плащ, пропитанный рыбьим жиром. Запах от него исходил, конечно, мерзкий, но зато рыбий жир не позволял влаге пробираться под плащ. В руке Гроспарми — мужчина внушительной комплекции — держал деталь от бороны — заостренный стержень, предназначенный для дробления комьев земли при пахоте. С помощью такого оружия можно было жестоко расправиться с каким угодно противником.