Загадка Эдгара По - Эндрю Тэйлор Страница 7

Особняк Франтов стоял на южной стороне площади Рассела. Я позвонил в колокольчик и подождал немного. Медная дощечка на двери была натерта до блеска. Краска новая. Все, что можно, отполировано и начищено.

Дверь открыл высокий слуга с толстыми щеками и крючковатым носом. Я сообщил свое имя и дело, которое привело меня сюда, и он оставил меня томиться ожиданием в огромной столовой, выходившей окнами на площадь. Я подошел к окну и посмотрел на сквер посреди площади. На полосатых шелковых занавесках чередовались кремовые и зеленые полосы, и казалось, что зеленый выбран в цвет травы на лужайке.

Дверь отворилась, я повернулся и увидел мистера Генри Франта, и тут мой взгляд впервые упал на стену напротив окна. На ней висел портрет — миссис Франт, совершенно как в жизни, сидит в парке, на ее колено облокотился маленький мальчик, а у ног разлегся спаниель. За спиной вдалеке виднелся огромный каменный особняк.

— Вы учитель из школы Брэнсби, насколько я понимаю? — Франт быстро надвигался на меня, держа левую руку в кармане, а за ним тянулся шлейф аромата лавандовой воды. Да, это тот самый человек, которого я видел в окне кареты на Эрмин-стрит. — Мальчик спустится через минуту.

На его лице не мелькнуло и тени узнавания. Вероятно, я не стоил того, чтобы меня запоминать, хотя, возможно, за последний месяц мой внешний вид претерпел существенные изменения. Франт и не подумал подать мне руки, предложить что-нибудь выпить или хотя бы сесть. У него был взволнованный вид, чувствовалось, что он поглощен собственными заботами.

— Мой сын неженка, его избаловала мать, — заявил мистер Франт. — И я бы очень хотел, чтобы вы искоренили его слабости.

Я кивнул. На портрете маленькая белоснежная ладонь миссис Франт играла с каштановым локоном, выбившимся из-под шляпки.

— Не потакайте ему, понятно? Он и так избалован. Но он уже взрослый мальчик, пора оторваться от мамочкиного подола. Пора научиться быть мужчиной. Если Чарльз будет вести себя как стыдливая барышня, ему придется тяжело при поступлении в Вестминстер. Это одна из причин, по которой я решил отдать его в школу мистера Брэнсби.

— Значит ли это, что раньше мальчик никогда не посещал школу, сэр?

— Нет, мы нанимали ему домашних учителей, — мистер Франт махнул рукой, словно отгонял толпу гувернеров и гувернанток, а массивное кольцо с печаткой на указательном пальце блеснуло, отражая свет от окна. — Он преуспел в постижении всяких книжных премудростей. Но пришло время научиться кое-чему не менее важному — общению со сверстниками. Не смею задерживать вас. Передавайте от меня наилучшие пожелания мистеру Брэнсби.

Не успел я ответить поклоном, как мистер Франт уже вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Мне стало завидно. У этого человека было все, что могут даровать боги, включая именитых предков и влиятельность, доставшуюся без труда, по наследству. И даже сейчас, да простит меня Бог, я в глубине души все еще завидую Франту, тому, каким он тогда был.

Я подождал еще пару минут, изучая портрет. Мой интерес, говорил я себе, носит совершенно невинный и объективный характер. Я восхищался картиной, как мог восхищаться прекрасной статуей или стихотворной строфой, одновременно изящной и затрагивающей душу. Портрет был написан замечательно — кожа казалась настоящей, живой, и я не видел причин, по которым не мог бы разглядывать картину сколько угодно.

Ага, скажет читатель, да вы влюбляетесь в Софию Франт. Все это романтические бредни. Если хотите начистоту, то я скажу вам то, что сказал и себе в сей судьбоносный день: если оставить в стороне эстетическое восприятие, София Франт вызывала у меня чувство неприязни, потому что обладала всем, чего мне так не хватало, а именно богатством и положением в обществе; кроме того, она не нравилась мне и потому, что я желал ее, как желал практически любую хорошенькую девушку, попадавшуюся на глаза, но понимал, что она никогда не станет моей.

Я услышал шаги за дверью и чей-то высокий голос, звучавший неразборчиво, но громко. Я отошел от портрета и притворился, что рассматриваю часы из золоченой бронзы, стоявшие на полке над камином. Дверь открылась, и в комнату влетел мальчик, а за ним вошла маленькая невзрачная женщина в черном с бородавкой на щеке. Меня сразу же поразило внешнее сходство между юным Франтом и Эдгаром Алланом, американцем. Высокие лбы, светлые глаза и тонкие черты лица — они вполне могли бы сойти за братьев. А уж потом я обратил внимание на одежду мальчика.

— Добрый день, сэр, — сказал он. — Я Чарльз Август Франт.

Я пожал протянутую руку.

— Очень приятно, а я мистер Шилд.

— А это миссис Керридж, моя… одна из наших слуг, — тут же поправился Чарльз. — Ей незачем было спускаться со мною, но она настояла.

Я кивнул миссис Керридж, она в ответ наклонила голову.

— Мне хотелось бы узнать, сэр, прибыл ли багаж мастера Чарльза в школу.

— Боюсь, я не знаю. Но уверен, его отсутствие не останется незамеченным.

— Хозяйка просила меня сообщить вам, что мастер Чарльз легко простужается. И если начнет холодать, то желательно поддевать ему фланелевую нижнюю рубашку.

Мальчик фыркнул. Я кивнул с серьезным видом. Да, мои мысли были заняты одеждой нового ученика, но совсем не в том смысле, как хотелось бы миссис Керридж или миссис Франт. По своему ли собственному желанию или по прихоти матери мастер Чарльз был одет в отлично скроенную шинель оливкового цвета с черными аксельбантами. Под мышкой он нес фуражку с длинной красивой кисточкой, а в левой руке сжимал тросточку.