Загадка улицы Блан-Манто - Жан-Франсуа Паро Страница 7

— Чефо вам надо? — спросила она со странным выговором, какого Николя еще ни разу не слышал.

— Я принес письмо от господина де Сартина для комиссара Лардена, — кусая губы, ответил Николя, вынужденный сразу выложить свой единственный козырь.

— Дайте мне.

— Я должен передать его комиссару в собственные руки.

— Дома никого. Здите.

И она резко захлопнула дверь. Николя ничего не оставалось, как проявить терпение, которое, как он в очередной раз убеждался, в Париже являлось самой необходимой добродетелью. Не рискуя отходить далеко от дома, он отсчитал сто шагов и принялся изучать ближайшие строения. На другой стороне улицы, где время от времени мелькали прохожие, он заметил несколько строений, окруженных высокими деревьями с облетевшими листьями; судя по всему, там находились монастырь и прилегавшая к нему часовня.

Утомленный утренним путешествием, он уселся на крыльцо, решив больше никуда не ходить; рука ныла от тяжелого мешка с вещами. Ему хотелось есть, утром в монастыре Карм Дешо он успел съесть только немного хлеба, размоченного в супе. На соседней колокольне пробило три, когда плотного сложения мужчина в седом парике и с тростью, более напоминавшей дубину, сухо потребовал его освободить проход. Сообразив, что перед ним хозяин дома, Николя вскочил и, поклонившись, произнес:

— Прошу прощения, сударь, но я жду комиссара Лардена.

Два голубых глаза смерили его колючим цепким взором.

— Ждете комиссара Лардена? А я со вчерашнего дня жду некоего Николя Ле Флоша. Вы его, случаем, не знаете?

— Это я, сударь, но, понимаете…

— Можете не объяснять…

— Но… — пробормотал Николя, протягивая письмо Сартина.

— Я лучше вас знаю, что приказал вам начальник полиции. А письмо можете взять себе на память, мне оно больше не нужно. Оно не сообщит мне ничего нового, а только подтвердит, что вы не подчинились полученным инструкциям.

Ларден стукнул в дверь, и в проеме показалась прежняя толстуха.

— Сударь, я не хотела…

— Я все знаю, Катрина.

Он повелительно взмахнул рукой, предупреждая таким образом служанку, дабы та воздержалась от болтовни, и одновременно подавая Николя знак следовать за ним. Войдя в дом, он сбросил плащ, оставшись в камзоле без рукавов из толстой кожи, и стянул парик, под которым заблестел совершенно лысый череп. Следом за хозяином дома Николя вошел в библиотеку, поразившую его своей красотой и царящим в ней спокойствием. В камине из резного мрамора догорали дрова. Черный с золотом рабочий стол, удобные кресла бержер, обитые утрехтским бархатом, светлые деревянные панели на стенах, гравюры в рамках и выстроившиеся на полках книги в богатых переплетах — все способствовало созданию той атмосферы, которую наблюдатель, более опытный в житейских делах, чем Николя, вполне мог бы назвать сладострастной. Впрочем, молодой бретонец смутно чувствовал, что столь утонченная обстановка нисколько не соответствует грубому облику его хозяина. Однако сравнивать он мог только с большой гостиной в замке Ранрей, во многом сохранившей свой средневековый облик.

Ларден не стал садиться.

— Сударь, вы странным образом начинаете свою карьеру на поприще, где точность является одним из главнейших качеств. Господин де Сартин поручил вас мне, но я не знаю, чем я обязан такой честью.

Насмешливо улыбаясь, Ларден защелкал суставами пальцев.

— Однако я повинуюсь, и вам тоже надлежит повиноваться, — продолжил он. — Катрина отведет вас на четвертый этаж. Я могу предложить вам только комнату в мансарде, без всяких удобств. Вы будете столоваться в доме или же в городе, как вам угодно. Каждый день вы будете являться ко мне в семь утра. Мне сообщили, что вы должны изучать законы. Для этого вы каждый день станете на два часа ходить к господину Ноблекуру, бывшему судье, дабы тот усовершенствовал ваши таланты. Я жду от вас прилежания и безропотного послушания. Сегодня вечером мы отпразднуем ваше прибытие в семейном кругу. А пока вы свободны.

Николя поклонился и вышел. Катрина отвела его в комнатку, расположенную под самой крышей. Путь в нее пробегал через захламленный чердак. Новое жилье приятно поразило Николя своими размерами, а также окном, выходящим в сад. Скромная обстановка: кушетка, стол, стул и комод с зеркалом, на тумбе которого стоял неизменный таз с кувшином, — также нареканий не вызывала. Пол прикрывал потертый ковер. Разложив немногие вещи в ящики, молодой человек снял башмаки, лег на кушетку и заснул.

Когда он проснулся, на улице уже стемнело. Готовясь спуститься вниз, он умылся и причесался. Дверь в библиотеку, где его принимали утром, была закрыта, зато двери других комнат, выходивших в коридор, стояли настежь, и он мог, не привлекая к себе внимания, удовлетворить свое любопытство. Сначала взор его привлекла гостиная, оформленная в пастельных тонах. По сравнению с ней библиотека неожиданно показалась Николя пристанищем аскета. В другой комнате стоял накрытый на три персоны стол. Судя по запахам, доносившимся из-за двери в глубине коридора, там находилась кухня. Он подошел поближе. В кухне стояла удушающая жара, и Катрина то и дело отирала тряпкой пот с лица. Когда Николя вошел в кухню, она открывала устрицы и, к великому удивлению юного бретонца, привыкшего есть моллюсков живыми, извлекала их из раковин и раскладывала на фаянсовой тарелке.

— Могу ли я узнать, сударыня, что вы готовите?

Удивленная кухарка обернулась.

— Не зофите меня сударыня, зофите меня Катрина.

— Отлично, — ответил он, — а меня зовут Николя.

Озарившись радостью, ее некрасивое лицо сразу похорошело, и, с гордостью обернувшись к молодому человеку, она показала ему двух очищенных от костей каплунов.

— Я готовлю суп из каблунов и устриц.

В детстве Николя любил смотреть, как Фина колдует над очередным кулинарным изыском для каноника, приверженного невинному греху чревоугодия. Постепенно он узнал, как готовить разные блюда, и мог сам испечь бретонский пирог, сделать крем-брюле и омара в сидре. Маркиз, его крестный отец, также ценил хорошую кухню, но при этом никогда не забывал напомнить канонику, что чревоугодие относится к семи смертным грехам, чем всегда вызывал возмущение опекуна Николя.

— Вареные устрицы! — воскликнул Николя. — У нас их едят сырыми.

— Фи, они зе зивые!

— А как вы готовите суп?

Он прекрасно помнил, как Фина, застав его на кухне, немедленно гнала его прочь, и, чтобы понять, как делается то или иное блюдо, ему приходилось долго шпионить за домоправительницей. Поэтому Николя не удивился бы, если бы его сейчас тоже выставили вон.

— Вы так люпезны, что вам расскажу. Перете двух убитанных каблунов и вынимаете кости, затем мясом одного фаршируете другого, ну и допавляете сало, яичный желток, соль, берец, мускат, бучок зелени и бряности. Перевязываете тушку бечефкой и медленно опускаете в доведенный до кибения кребкий пульон. А бока тушка варится, я опфаливаю устрицы в муке и жарю их на сливочном масле вместе с шамбиньонами. Ботом достаю каблуна, разрезаю его, опкладываю устрицами, заливаю пульоном и бодаю с ломтиком лимона и луком-татаркой. Разумеется, горячим.