Пуля для похитителя - Ирина Дягилева Страница 7

— Этот Виктор Борисович… не люблю я его, — заявил он вдруг с раздражением Пульхерии.

— Почему? — удивленно спросила она.

— Он такой противный, и к тому же все время смотрит на Консуэлу Аркадьевну.

Пульхерия рассмеялась и ласково погладила его по голове.

— Малыш, разве он не имеет права смотреть на нее? На Консуэлу Аркадьевну могут смотреть все.

— Только не так, как он, — буркнул Павлик. — Когда я вырасту, то обязательно женюсь на Консуэле Аркадьевне. И всегда буду защищать ее.

— Ты очень славный мальчик, и твои слова непременно бы понравились Консуэле Аркадьевне. Но боюсь, что она не станет ждать, когда ты вырастешь, это для нее слишком долго. К тому же воспитанники редко женятся на своих гувернантках. Я бы даже сказала, что никогда не женятся.

— Почему?

— Меняются времена, меняются вкусы.

— Я не такой. Я очень верный!

— Это просто замечательно. Не забудь тогда меня пригласить к вам на свадьбу, — улыбнулась Пульхерия, решив, что не стоит разубеждать мальчика в его заблуждении. Придет время, и он сам все поймет.

— Мы подъезжаем, — прервал их разговор Владик, — остановимся там же, где и всегда?

— Конечно. Я менять порядок не собираюсь, — ответила Пульхерия.

В парке оказалось полно народу. Субботний день был в самом разгаре, к тому же праздновался день города. По дорожкам парка в большом количестве разгуливали клоуны с разноцветными шарами в руках. У клоунов на ногах были гигантские ботинки, а на лицах с красными круглыми носами нарисованы огромные улыбки — очевидно, для того, чтобы, если самому клоуну станет отчего–то грустно, окружающие этого не заметили. По дорожкам разгуливали и другие забавные персонажи: огромные цыплята, медведи и собаки. Все они приглашали отдыхающих на представление, которое должно было вот–вот начаться на центральной площадке парка.

Павлик выскочил из машины и ринулся в толпу, а Пульхерия помчалась следом за ним, боясь упустить его из виду. На мгновение оглянувшись, она заметила, что Владик принялся за свое любимое дело: начал тряпочкой протирать стекло машины.

Развалившийся на лавочке Лимон лениво проводил взглядом клоуна с пучком разноцветных шариков в руках, окруженного детворой. Рядом сидел Гора. В большой сумке у них были костюмы собаки и цыпленка, которые им предстояло в скором времени нацепить на себя. Лимон будет собакой, а Гора цыпленком.

Мимо прошла лошадь, которую вела за собой симпатичная девушка. На лошади сидел, вцепившись в поводья, маленький мальчик, на лице которого застыл ужас пополам с восторгом.

— Тебе приходилось когда–нибудь ездить верхом? — спросил Лимон у Горы, крупного, толстого мужчины лет тридцати пяти.

— Нет, я их боюсь. Черт его знает, что у этих тварей на уме. Двинет копытом, мало не покажется.

— А я… я бы прокатился, — мечтательно заявил Лимон.

— Так что тебя останавливает? Плати бабки и катайся хоть весь день.

— Что я, маленький?

— А ты хочешь сказать, что ты большой? — Гора смерил его взглядом с головы до ног и захохотал.

Лимон и впрямь не вышел ростом. Это была его больная мозоль, на которую он никому не позволял наступать. Только для Горы Лимон делал исключение, потому что, во–первых, тот обладал колоссальной силой, а во–вторых, как и большинство очень сильных людей, Гора отличался добродушием и покладистостью и его шутки про малый рост почему–то совершенно Лимона не задевали.

Дмитрий Леонардович Бартенев, по кличке Лимон, хотя и был роста неприлично малого, но обладал крепкой мускулатурой. В детстве он достаточно настрадался из–за своего роста, поэтому являлся крайне неуравновешенным субъектом, то есть очень обидчивым, задиристым и драчливым. Комплекс Наполеона проявился в нем оригинально: он тренировал свое тело, но при этом не хотел развивать мозги, чем очень сильно огорчал родителей — папу, известного микробиолога Леонарда Вячеславовича Бартенева, и маму, домохозяйку Клавдию Владимировну, посвятившую жизнь мужу и сыну. Она принесла им в жертву свою карьеру певицы, о чем при каждом удобном случае обоим напоминала. Мама обожала собственного сыночка, чем сильно испортила его. Димочка совершенно необоснованно решил, что он — пуп земли. Этакий пупок маленького роста с непомерными амбициями и претензиями к жизни решил, что все, кроме него, достойны только презрения, поэтому на лице его постоянно присутствовало кисло–пренебрежительное выражение, словно он объелся лимонами. Из–за чего друзья и недруги и прозвали его Лимоном. Хотя, строго говоря, друзей, как таковых, у него не было вовсе.

Лимон постоянно пытался завоевать уважение к себе с помощью кулаков. История умалчивает, бывали ли случаи в его жизни, когда он кого–то запинал до смерти, но то, что Димочка мог не только кулаки пустить в ход, но и нож, было зафиксировано в свое время в официальном протоколе. Тогда Лимон отделался всего лишь парой лет в колонии строгого режима — судья его по малолетству пожалела. Хотя и видела, что он подает большие надежды: вскоре обещает перерасти из малолетнего преступника в матерого рецидивиста. Со временем он, правда, немного остепенился, за нож стал хвататься редко, все больше за пистолет, но на левой скуле Лимона остался шрам, как напоминание о прошлой поре его жизни. Впрочем, он оставил куда больше отметин на лицах своих соперников — в пылу схватки, часто теряя контроль над собой, шел напролом, даже более сильные и опытные противники его побаивались.

А еще он был очень охоч до женщин. Не мог равнодушно пройти мимо симпатичной девушки, обязательно что–нибудь ей скажет, а то и ущипнет пониже спины, вызывая у нее законное негодование. Но чем больше девушка злилась, тем сильнее радовался Лимон.

Гора оторвался от журнала, чтобы бросить взгляд на «Лендкрузер», припаркованный неподалеку, в конце аллеи. Вот это машина что надо! Такую прямо погладить хочется. Он взглянул на Лимона, который продолжал таращиться на лошадь. В это время одного малыша с нее сняли и посадили другого. Папа ребенка, по всей видимости, пребывал в полном восторге от «живого» аттракциона, но про малыша так сказать было нельзя. Он явно испугался, но храбрился. Гора неодобрительно покачал головой.

— Что до меня, — сказал он, провожая взглядом лошадь, — то мне по душе машины. Нет ничего лучше шикарной тачки. Только стоит это удовольствие недешево.

Анатолий Горский, по кличке Гора, вполне своему прозвищу соответствовал. Грузный исполин почти двухметрового роста с огромными ручищами — сто двадцать пять килограммов костей, мышц и жира. Гора обожал глянцевые журналы про богатую жизнь и шикарные автомобили и, конечно, весьма неравнодушно относился к еде. Отца он не помнил, мама была вечно в кого–то влюблена, поэтому воспитанием Толика занималась бабушка. Когда ему было двенадцать лет, бабушка умерла, и Толе пришлось самому заботиться о себе. Он научился жарить картошку, варить суп, потрошить рыбу, солить капусту и огурцы и даже варить варенье.

Гора опять с удовольствием посмотрел на джип. К этим машинам он испытывал особенное почтение.