Апология здравого смысла - Чингиз Абдуллаев Страница 7

На следующей день он поехал в Переделкино. Созданный еще вовремена Сталина писательский поселок был довольно известным местом не только вРоссии, но и далеко за ее пределами. Здесь жили практически все классикисоветской литературы, которые вполне комфортно существовали в рамках Союзаписателей СССР. Выделенные дачи, огромные писательские квартиры в центрегорода, некоторым предлагали даже особняки, невероятные гонорары, не зависящиеот числа проданных книг, гарантированные поездки за рубеж с хорошо оплаченнымикомандировочными, льготы на получение машин, путевок в дома отдыха, билетов,размещение в гостиницах. Награды, ордена, высокие звания, выдвижение в депутатыразличных Верховных советов — все это было в порядке вещей. Союз писателей былне просто суперминистерством, он был одним из самых привилегированныхминистерств бывшей страны. От писателей требовалось лишь придерживатьсягенеральной линии Союза на социалистический реализм и всемерно поддерживатьсуществующий строй. Что они с удовольствием и делали. Некоторым разрешалась икритика в дозволенных пределах.

Дачи в Переделкино выделялись писателям в порядке очереди,но выдавали их в основном бывшим функционерам и сотрудникам Союзов писателей.Деревянные дома нельзя было назвать особо комфортабельным жилищем, но послеразвала Союза все сразу изменилось. Цена на сотку в этом районе начала расти сголовокружительной быстротой, и вскоре обладатели деревянных домиков сталивладельцами участков, имеющих реальную стоимость в несколько сотен тысячдолларов, а иногда и миллионов. Разумеется, после этого в Литературном фонденачались склоки, интриги, аферы, которые вызывали все новые и новые скандалысреди писателей. Хотя, если говорить откровенно, писателей оставалось уже нетак много. Борьбу вели уже родственники и знакомые писателей, чиновники иделяги, которые отвоевывали свои сотки у бывших хозяев этой земли.

Дронго приехал в Переделкино к одиннадцати часам и довольнобыстро нашел издательство, рядом с которым стояли два автомобиля. Он вошел вздание, обратив внимание на железную входную дверь. Такую дверь практическиневозможно было сломать или открыть. Он вошел в коридор. Слышались громкиеголоса сотрудников. Пройдя по коридору, он остановился у таблички«Консультанты» и постучал в дверь.

— Войдите, — услышал он и вошел в кабинет.

За небольшими столиками сидели трое мужчин. Сидевший у окнабыл относительно молод. Ему было лет сорок пять. Грузный, достаточно плотный,мордастый, с копной черных волос и темными усами. Он недовольно взглянул навошедшего и громко спросил:

— Вам кого?

— Извините, — сказал Дронго, — я пришел к Оленеву. Его здесьнет?

— Он сейчас придет, — кивнул незнакомец, — проходите,садитесь. Вы, наверно, тот самый эксперт, о котором нам говорил ВалерийПетрович. Я Кроликов Георгий Сергеевич, руководитель технического отделаиздательства. А это наши консультанты. Фуркат Низами, — показал он на седогоневысокого мужчину с характерным азиатским лицом, — и Евгений Юрьевич Сидорин,— показал он в сторону второго.

Тот был кряжистый мужчина среднего роста, с круглым лицом ив очках. Он приветливо кивнул, с любопытством разглядывая гостя.

— Хорошо, что вы приехали, — сказал Кроликов, — а то у насуже считают, что здесь водятся домовые или привидения. А я ни в какиепривидения не верил и не поверю. Кто-то просто переложил эти рукописи в другоеместо, и мы их не можем найти. Обычный писательский бардак.

— Не стоит так говорить, — нахмурился Евгений Юрьевич, —никто эти рукописи не мог переложить. Они пропали, и нужно говорить об этомпрямо и открыто. Кто-то их намеренно забрал. Не нужно выдавать желаемое задействительное.

— Я говорю о том, что не стоило сразу поднимать панику, —возразил Кроликов, — сначала нужно разобраться.

— Правильно, — вставил Фуркат Низами. У него был мягкий ипевучий голос с сильным акцентом. — Не нужно никого обвинять. Будемразбираться.

— Но рукописи пропали, — напомнил Сидорин, — а это ужеконкретный факт, с которым ничего не сделаешь.

В комнату вошел Оленев. Он был со своей неизменной палкой итяжело шагал, опираясь на нее.

— Доброе утро, — протянул он руку гостю, — вас уже ждут. УФеодосия Эдмундовича собрались все наши руководители. Пойдемте туда. А потомони соберут весь наш коллектив.

Дронго пожал ему руку и последовал за ним.

— У нас такое руководство, — услышал он недовольный голосКроликова, — сначала сами разговаривают с экспертом, дают ему свои руководящиеуказания, а уже потом собирают всех остальных.

Оленев обернулся, улыбнулся.

— У него такой характер, — примиряюще сказал он.

Они прошли по коридору, вошли в приемную. Из нее можно былопопасть в кабинеты директора и главного редактора, расположенные напротив другдруга. В приемной находилась пожилая женщина с доброжелательным и мягкимвыражением лица.

— Здравствуйте, — приветливо сказала она, — проходите. Онивас ждут.

В просторном кабинете директора издательства находилось ещетрое мужчин. Директор издательства сидел за своим столом. Феодосий Эдмундовичбыл известный ученый, много лет проработавший в Институте мировой литературы идаже некоторое время возглавлявший Союз писателей Москвы. Ему было уже подвосемьдесят. У него была строгая, седая борода, кустистые брови, мощноетелосложение. Он напоминал купцов первой гильдии, которые знали цену и своемуопыту, и своей прожитой жизни, и нажитым капиталам. С правой стороны расположилсяглавный редактор Юрий Михайлович Светляков. Это был молодой, достаточноизвестный прозаик, уже давно тяготившийся своими обязанностями в этомиздательстве. Высокого роста, с короткой бородкой, немного курчавыми волосами,похожий на повзрослевшего сатира, он насмешливо смотрел на входившего эксперта.Светляков, как умный и начитанный человек, был немного циником, поэтому он непридавал особого значения исчезнувшим рукописям, полагая, что они простопотеряны в издательстве. Но спорить со Столяровым ему не хотелось.

С левой стороны от директора сидел его заместитель. У негобыли резкие, словно вырубленные, черты лица, темные волосы, острый кадык, узкиелисьи глаза, характерные скулы, возможно, среди его предков были и азиаты. Унего был скрипучий, неприятный голос, в отличие от Светлякова, у которого былмягкий тенор.

— Здравствуйте, — поднялся директор, протягивая руку, —спасибо, что нашли время к нам приехать. Валерий Петрович говорил, что мы можемобращаться к вам как к господину Дронго?

— Меня обычно так называют.

— Познакомьтесь. Иван Иванович Передергин и Юрий МихайловичСветляков.

Рукопожатие первого было сильным, волевым. У второго быларасслабленная ладонь интеллектуала. Они расселись за столом для совещаний, кудапрошел и Столяров.