Дело Варнавинского маньяка - Николай Свечин Страница 7

— Нет! — в ужасе вскричал коллежский асессор. — У меня для этого ты нанятый, вот ты и улучшай. А я останусь при прежнем ремесле. Скажи только — каково оно, ходить без револьвера?

Титус вдруг при этих словах оглянулся по сторонам и ответил вполголоса:

— Не знаю. Я тут, понимаешь, своими нововведениями много чужих интересов задел. При Нефедьевской даче раньше куча народа жировала. Лес снимали только исполу — сразу вдвое хозяина обирали. Притом хищничали, валили по пять-шесть стволов с десятины вместо одного. На лесном кордоне объездчики сговаривались с крестьянами и дозволяли им за взятки незаконную порубку. Я весь сброд повыгонял, а хищников оттер. Ну и… Получил предостережение. Зря, мол; нужно с людьми договариваться, а не то…

— Та-а-ак… — протянул Алексей. — А чего молчал? Давно было предупреждение?

— Молчал потому, что тебя ждал. Такие вещи в письмах не объясняют. Разговоры — их было три или четыре — прошли все в этом апреле. Я сделал по-своему, в итоге нам подожгли лес. Потушили быстро — я ожидал подобного и подготовил пламегасительные снаряды, но убытки мы понесли. Потом выстрелили в меня на лесной дороге.

— Выстрелили?!

— Тут с этим просто. Места глухие, чащобные. А я весь день в хлопотах, туда-сюда езжу; устроить засаду ничего не стоит. Народ опять же лесной — и беглые есть, и дезертиры. Уренская волость вся старообрядческая, они там черта укроют за малую мзду.

— Как же быть? Может, ты того… отъедешь маленько? Денег нам хватит, а твоя жизнь дороже выручки. Яш, брось свои принципы к лешему! Я, в конце концов, приказываю!

Титус очень серьезно поглядел Лыкову в глаза и вздохнул. Снова оглянулся через плечо, и только сейчас Алексей заметил, что вид у его друга очень озабоченный.

— Нельзя отъезжать, Леш. Ты уж мне не приказывай такое. Им сунешь палец — откусят всю руку, я знаю. Нефедьевых при прежнем управляющем обворовывали ежегодно не менее чем на тридцать тысяч. Половина уезда этим кормилась! Отпустим сейчас вожжи и уже не удержим их никогда, все на старые круги вернется. Или они меня запугают и сломают, под себя переделают, или у твоих детей в имении будет порядок.

— А полиция? Ты обращался?

— Полиция здесь, Леш, только пьяных у кабаков собирает, чтобы потом выпустить с пустыми карманами. Что ты, не знаешь, какая полиция бывает в уездах?

— Я сегодня же побеседую с исправником! Пугану так, что мало не покажется — пусть помогает тебе.

— Чем же ты его пуганешь? Своей службой в департаменте? Так ведь Петербург далеко, и чин у тебя незначительный. Приедешь раз в год на неделю и опять укатишь. И в Костроме мы с тобой никого не знаем. Не обольщай себя.

— Хорошо. Чем я могу тебе помочь?

— Я хочу заменить всех объездчиков. Всех. Развращенные люди, их уже не переделаешь. Найму честных мужиков, лучше из бывших егерей и пограничной стражи. Придется — объявление дам в газетах. Жалованье, жилье, пенсия — только служи на совесть.

— Одобряю. А еще?

— На заводах у меня люди надежные, вся беда в кордонах. Заменю объездчиков, и все поймут, что у меня не забалуешь. Тогда отстанут.

— Возьми себе охрану, один больше не езди. Выпиши опытного человека из Нижнего, а лучше двух. Таких, кого сам знаешь и доверяешь. Денег на это не жалей. Что еще? Говори сейчас, пока я не уехал.

— Этого достаточно. Но есть еще дело. Посерьезнее этого.

— Что может быть серьезнее? — удивился Лыков.

— Кто-то в Варнавине детей убивает.

Лыков опешил:

— Здесь? В этом сонном царстве? Маньяк?

— Да.

— Когда это началось? И сколько жертв? Кто они?

— Три ребенка за последние два года. До этого не случалось.

— Черт! Вот это новость… А я своих сюда собираюсь на лето отпускать; а твои вообще тут живут… Расскажи все в подробностях! Что говорят исправник и судебный следователь, какие имеются улики или догадки; о жертвах расскажи.

— Судебный следователь молчит под предлогом тайны следствия. Я для него частное лицо, он мне отчетом не обязан. Исправнику вообще все безразлично. Он вообще какой-то… снулый. Поэтому об уликах ничего сказать не имею. Вот про жертвы кое-что знаю. Я сунул пятишницу нашему становому, и тот рассказал. Он осматривал два трупа из трех. Мальчика десяти лет и одиннадцатилетнюю девочку.

— То есть убийства были в вашем стане?

— Нет, в самом Варнавине. Становой оба раза замещал городского пристава [19]; тот что-то часто бывает в отъезде. И в оба раза случилось такое несчастье. Детей удавили.

— Где и как нашли тела?

— Оба тела нашли в овраге между крайними домами и кладбищем для бедных. Кстати, в трехстах саженях всего от вашей городской усадьбы. Место хоть и близко от жилья, но нехорошее. Глубокое ущелье, заросшее лесом. Черт ногу сломит. Люди там не ходят, боятся.

— Детей просто удушили? А…

— Нет, полового насилия не было. Но удушили их не просто, а сначала мучили.

Сыщики — бывший и настоящий — замолчали. У Лыкова под скулами ходили желваки. Наконец он сказал:

— Ты упоминал о трех жертвах. Кто третья?

— Еще один отрок, постарше, двенадцатилетний. Его обнаружили месяц назад под мостом через речку Красницу. Становой сам тела не видел, но говорит — тот же почерк.

— Каких семей были дети?

— Мещан и проживающих в городе крестьян. Все из простого сословия.

— Значит, у вас тут маньяк…

— Маньяк.

— Етит твою!!! — рявкнул Лыков, грозя кому-то кулаком. — Тихий сонный городок!

— Да. И в нем мои дети. А со следующего лета и твои.

— Надо поймать этого гада. Ты уже об этом думал?

— Разумеется. Я же не самый плохой был сыщик, правда? Придется только одному, на полицию рассчитывать нельзя.

— Жалко, я тебе тоже не помощник. Благово телеграмму прислал — надо срочно ехать в Варшаву. Там опять пристава убили. Как же ты один-то?

— Придется постараться. Очень!

На этом тогда их разговор закончился. Лыков перед отъездом зашел к исправнику, но того не оказалось на месте. Замещавший его помощник оказался человеком недалеким и не смог дать никаких разъяснений. Всю осень и зиму Алексей интересовался у Титуса, как продвигается расследование. На Рождество тот сам приехал в столицу. Рассказал, что все тихо, новых убийств не было и улик никаких добыть не удается. Отсылая две недели назад Вареньку с детьми в Варнавин, Алексей вынужден был рассказать ей о страшных происшествиях. Строго-настрого запретил оставлять мальчиков без присмотра даже во дворе дома, а за ворота выходить только в сопровождении Степана Окунькова. Степан был дюжий парень, из бывших нефедьевских крепостных, преданный и надежный. Его приставили к Павлуке с Николкой на правах дядьки, ко всеобщему удовольствию и пользе. Тем не менее варнавинский маньяк не выходил у Алексея из головы. Нежданный отпуск оказывался очень кстати — теперь можно будет помочь Титусу.