Шпана на вес золота - Валерий Шарапов Страница 7

Колька принялся с грехом пополам объяснять изображенное на картинах так, как читал тогда, когда было время читать, и постепенно так увлекся, что не заметил, что профессор Князев уже вернулся и тихонько стоит за его спиной, внимательно слушая.

– Вы молодец, молодой человек, – заметил он, когда Колька увидел его и замолчал, смутившись, – в целом все верно. Позвольте пожать вашу трудовую длань, – последовало рукопожатие, от которого Колька (польщенный, надо признать) и не подумал уклониться.

– Не обижайтесь на мою резкость. Я каждый раз очень радуюсь, когда человек оказывается умнее, чем кажется, – серьезно заявил он, – да, ребята, перед вами уникальные картины. Михаил Михайлович Герасимов скрупулезно воссоздавал внешность давно ушедших в небытие людей, а Васнецов…

– Как, тот самый? – обрадовалась Светка. – С серым волком, Аленушкой и тремя богатырями?

– Почти. Младший брат того самого, имя ему Аполлинарий, – уточнил Андрей Николаевич, – а картины его ценны тем, что он тщательно прорабатывал исторические данные и с помощью своего дарования воссоздавал не карту города, а его душу, воскрешал его образы. Ни одна фотография так не может. Посмотрите, это же настоящее размышление в красках.

– Лучше не скажешь, – задумчиво согласилась Оля.

Переливы золота, лазури, зелени, пурпура, которые складывались в единую картину, точь-в-точь как в ее удивительном сне. Погруженная в созерцание, она не слышала дальнейших пояснений профессора, которым внимали – что удивительно, с интересом и молча – ее спутники, и очнулась лишь тогда, когда профессор посетовал:

– …к сожалению, война нанесла непоправимый урон не только общему хозяйству, погибали не только люди. Сколько бесценных экспонатов потеряла наша страна. Множество ценностей похищены захватчиками, а то и уничтожены. К слову, в ваших краях случилась трагедия: тридцатого декабря сорок первого года во время бомбежки погибло множество музейных сокровищ.

Светка распахнула голубые гляделки:

– Что же они у нас делали?

– Один эшелон следовал из центра, в эвакуацию, на Урал, – пояснил профессор, – в составе второго эшелона перевозили экспозицию из Крыма, ее предполагалось отправить туда же, на Урал. Вот единым составом все и накрыло.

– Да, и я помню, – вставил Колька, – сдетонировали боеприпасы, два батальона погибло. Ярко горело.

Профессор, как будто не расслышав, продолжал:

– Погибла в том числе и удивительная коллекция археолога Введенского.

– Ух ты, это как Наталья? – ввязалась Светка. Санька одернул ее – цыц, мол, но профессор то ли не услышал, то ли оставил без внимания.

– Он успел передать в крымский музей дело всей своей жизни, в том числе знаменитый золотой чемодан – множество предметов, золотые маски, бусы, подвески, кольца, браслеты, пояса из золотых пластин, монеты, оклады к иконам, а главное – легендарных скифских рыб-китов…

– Это как в книжке про Конька-горбунка? – спросила Светка.

– Точно! – подхватил профессор, как бы вернувшись из воспоминаний в реальный мир. – Умница. Помнишь, как это там говорится?

– А как же, – важно заявила она, наморщилась, надулась, как лягушка, и выпалила: – «Чудо-юдо рыба-кит поперек его лежит, все бока его изрыты, частоколы в ребра вбиты, на хвосте сыр-бор шумит, на спине село стоит!» Вот.

– Отлично, – одобрил профессор, – погоди, сейчас премия будет.

Он извлек из кармана пиджака длинную барбариску в вощеной бумаге.

– Спасибо, – обрадовалась Светка и бережно припрятала «премию».

Профессор Князев вернулся к рассказу:

– Да, это рыбы выдающиеся. Круглой формы работа, то ли мужское украшение, то ли вообще элемент конской сбруи: две рыбы, плывущие одна за другой. Хвосты у них – головы баранов, на верхних частях туловища изображены львы, нападающие на кабанов. А ближе к брюхам – стаи рыб, следующие за человекорыбами.

– Ихтиандрами? – спросил Санька требовательно.

– Возможно, – кивнул профессор, – древние скифские символы, смысл которых пока не разъяснен. Так вот. Эти и иные сокровища, обнаруженные археологами за долгие годы работы, а также несколько поистине бесценных икон Введенский упаковал в простой фанерный чемодан, обтянутый вишневой кожей, и отправил под охраной на адрес наркомата культуры…

Санька хмыкнул, демонстрируя независимость ума и суждений:

– Золото – это я понимаю, потеря. А иконы какие-то, подумаешь!

Андрей Николаевич улыбнулся:

– Не могу с вами полностью согласиться, молодой человек. Золото – это важно, но далеко не все. Русские же иконы – это духовное сокровище нашего народа, его память, душа, умозрение в красках. И, если пожелаете принять, они не менее золота спасали людей от гибели.

– По молитвам? – криво усмехнулся Колька.

– По деньгам, за которые были проданы ценителям на международных аукционах, – холодно уточнил профессор, – впрочем, как уже сказал, помимо икон было много всего. А уж что до картин, то безвозвратно утеряно больше тысячи работ русских художников, на миллионы золотом. – Он встряхнулся и тяжело вздохнул: – Впрочем, это выходит за рамки нашей экскурсии. Если у вас остались вопросы, я готов ответить.