Глаз Ночи - Наталья Александрова Страница 7

Рэкетир вяло оборонялся, пытаясь улизнуть от своейтемпераментной подруги, но та вертелась вокруг него, как собака вокруг медведя,и пыталась залепить пощечину.

Толстяк с портфелем, насмешливо взглянув на вульгарнуюпарочку, попробовал протиснуться мимо. Рэкетир, отбиваясь от своей подружки,нечаянно наступил толстяку на ногу и, неловко качнувшись, выбил у него из рукипортфель…

Толстяк мгновенно разъярился и потянулся левой рукой ккарману, где у него лежала надежная черная «беретта», но небритый тип уже сгорячими извинениями подавал ему портфель, и грозно кричал на свою скандальнуюрыжую подругу:

– А ну усохни! Из-за тебя человека чуть не зашиб!

Толстяк снова усмехнулся и, взглянув на свою золотую«Омегу», торопливо зашагал к центру зала. Там он на мгновение поравнялся ссолидным, внушительным господином в черном кашемировом пальто. Чуть замедлившаг и мгновенно оглядевшись по сторонам, мужчины поменялись своими портфелями иразошлись.

Петр Степанович вышел из «Пассажа» и сел в свой «мерседес».Приятная тяжесть портфеля чуть-чуть щекотала его нервы. Инстинктивнооглядевшись по сторонам, хотя никто, конечно, не увидел бы его сквозьзатемненные стекла «мерседеса», Шумелов приоткрыл портфель.

Лицо его сначала вытянулось от изумления, а потомперекосилось от ярости.

– Щенок! – завопил он, хотя сейчас никто не могего слышать. – Молокосос! Проклятый наглый подонок! Он что же – издеватьсянадо мной вздумал?

Коричневый портфель свиной кожи был плотно набит яркимиглянцевыми журналами – «Плейбоем», «Пентхаузом», «Невской клубничкой» и прочимиизданиями подобного рода.

Трясясь от ярости, Шумелов схватил мобильный телефон, нововремя одумался. Он давно уже усвоил простое и действенное правило: никогда недавать воли первому импульсу, чем-то занять руки, отвлечься, успокоиться итолько тогда действовать. Вот и сейчас, он достал из кармана дорогую«паркеровскую» ручку, снял колпачок, разобрал и снова собрал ее. Бессмысленныемеханические действия немного успокоили Петра Степановича. Он несколько разглубоко вдохнул и выдохнул, и только тогда снова взял в руку телефон.

Услышав голос своего прожорливого знакомца, Шумеловнейтральным, не выдающим его истинных чувств голосом произнес:

– Что ж, я рад. У вас появилось чувство юмора, хотя ивесьма своеобразное.

– Вы это о чем? – осторожно спросил егособеседник.

– О вашей милой шутке с портфелем. Ты что, щенок,думаешь, что я тебе это просто так спущу?

Ярость прорвалась, как кипящая лава сквозь тонкую коркузастывшего базальта.

– Эй, эй, полегче! – с неожиданной злобой проговорилмолодой собеседник. – Ты, козел старый, с кем в таком тоне разговариваешь?Ты кого это посмел щенком назвать?

– А кто же ты, как не щенок, если пытаешься меня накуклу купить? Скажи лучше, когда передашь деньги! Только теперь это будет ужене триста, а четыреста! Так сказать, возмещение морального ущерба!

– Ты, сволочь старая, что плетешь? – Голосмолодого толстяка стал неожиданно высоким и звонким; люди, хорошо его знавшие,предпочитали в таких случаях ретироваться – такой голос прорезывался у него в минутысильнейшей ярости. – Ты что плетешь? Я тебе только что триста штук отдал –а тебе мало? Да ты, похоже, сбрендил!

– У тебя в портфеле – кукла, одни журналы, порнухадурацкая! Ты что, молокосос, думаешь, я лох дешевый? Да тебе участка не видатькак своих ушей!

Петр Степанович напоследок длинно выругался и отключилмобильный телефон.

Он подумал, не совершил ли ошибки, отказавшись от первойкомпании, заинтересованной в пятне застройки на Васильевском и согласившись напредложение Рудейко, но потом вспомнил, как нужны деньги, и сжал кулаки.Неужели Рудейко хочет кинуть его?