Увидеть Париж – и победить! - Андрей Ильин Страница 7

Всё – теперь им не уйти. Без колёс – не уйти. Один дёрнулся, кувыркнулся через голову. Уже мёртвый. Омоновцы сменили прицел, целя в ноги. Живыми взять хотят.

Черт… Что делать? А если… Рискованно… Но не будут же они в гражданскую машину… А если те… Те – могут… Но думать некогда.

Жмём по газам. И орём, орём дурным голосом, перекашивая лицо в открытое окно:

– Спасайся! Бандиты! Караул!

Вихляя из стороны в сторону, проскочить между растерявшимися омоновцами.

– Стой! Куда?!

– Спасайся-я!

Автоматная очередь навстречу по крыше. Идиоты!

Подкатить, распахнуть дверцу. Осмотреться. Кто из них Магомед? Вот он! Ткнуть пальцем.

– Ты! Садись быстро! Ты первый!

Удивлённое бородатое лицо.

– Ну, не тормози! Сейчас менты будут здесь!

Террорист, быстро сориентировавшись, прыгнул на пассажирское сиденье. Что-то крикнул… Нет, все тут не нужны – один нужен. Остальные пусть их прикрывают огнем, пусть сдерживают погоню.

Рвануть с места.

– Стой! Там мои братья!

Автомат, направленный мне в живот… Еще пальнёт сдуру…

– Спокойно. Сейчас их заберём.

Наклониться, потянуться к бардачку – не важно зачем, просто чтобы аргументировать движение навстречу… И быстро и точно ударить ребром ладони под кадык, чтобы не дать выстрелить.

Поехали, поехали…

Сзади застучала пальба – все во всех, как на передовой, длинными очередями. Громыхнула граната. Пять-семь минут у него теперь есть: сразу их ОМОН не положит.

Съезд с дороги… Нормально, пойдёт. Может, не сразу сообразят. Грейдер, засыпанный щебёнкой, и очень хорошо, что щебёнкой. Гнать! Камни из-под колес стучат по днищу и бортам, оставляя глубокие вмятины. Наплевать! На этой машине больше не ездить, а ОМОН, возможно, побережётся, потому что машины казённые и за них с водителей спросят. А это лишние минуты.

Еще какая-то дорога. Сворачиваем. Речка. На бережке машина – допотопный «жигуль» и рыбак с удочкой. Один? Вроде, один. Подкатить, выпрыгнуть, пойти навстречу, радостно улыбаясь и широко разводя руки.

– Сергеич, какая, блин, встреча. Ты чего здесь?

Встаёт рыбак, ничего не понимает, но улыбается в ответ.

Сблизиться. Ткнуть кулаком в солнечное сплетение, чтобы задохнулся, перехватить руки и ноги ремешком, одной петелькой, обшарить карманы, найти ключи и документы. Сказать дружелюбно:

– Я у тебя машину пока возьму? А другую оставляю, можешь пользоваться. Ты не против?

Мотает головой. Ну еще бы он был против!

Перетащить бородача в «жигуль», посадить на заднее сиденье, прикрыв плащиком: спит человек, притомился в дороге. Выехать на грунтовку и уже неспеша, потихоньку поехать в сторону шоссе. Не того – другого. Кто будет искать эту раздолбанную «шестёрку»? Совсем другую машину будут искать.

А вот и шоссе. Но до поста ДПС лучше не доезжать, лучше свернуть в сторону к заправке. Там на стоянке стоит дежурная машина – их штук пять расставлено по городу и пригородам, потому что никогда не знаешь, когда они могут пригодиться, чтобы убегать или догонять. Вот они и стоят с паспортами транспортного средства в бардачках и ключами, подвешенными под бампером.

Пересаживаемся. И пассажира тащим, на всякий случай громко причитая:

– Ну и нажрался ты, Ахмет, разве так можно!

Поехали. В одно неприметное, заранее облюбованное место. Таких мест на примете тоже десяток. Потому что резидент заранее должен знать и готовить пути отхода.

– Слышь? Приехали.

Лесная дорога, поляна, тишина. Потому что на повороте табличка: «Въезд и проход закрыт. Запретная зона!» и какая-то армейская эмблема. Это его табличка, это он повесил.

– Эй, просыпайся, лежебока!

Боевик вздохнул, открыл глаза.

– Ты кто?

– Твой ангел-хранитель.

– Чего? – Зашарил лихорадочно руками в поисках оружия. Только нет автомата, да и ручки не сильно шевелятся, потому, как крепко связаны.

– Это ты меня?

– Я.

– Развяжи! Или я тебя зарежу, Аллахом клянусь!

– Не суетись. Аллах далеко, а я тут, рядом. Спросить тебя хочу…

– Развяжи, ишак, сын ишака!

– Ну, зачем так? Ишак – хорошая, работящая животина, а папа мой алкоголиком был. Зачем животное оскорблять? И меня?

Ударить резко и обидно в челюсть.

– Будем говорить?

– Убью!

– Тогда давай так… – Вытащить и открыть перочинный ножик, поиграть им перед его глазами. – Убивать тебя не буду. Зачем грех на душу брать, лучше что-нибудь отрежу. Лишнее. Что хочешь: нос, уши или что-то еще? Давай «еще»… А то ты сильно борзый, а без «еще» прыть-то поубавится. Голос у тебя станет мелодичный, в женском хоре сможешь петь. – Резануть поперёк ремня и пуговички срезать. Что, страшно?

– Убью, зарежу! Тебя и родичей твоих!

– Не кипятись. Это ты такой горячий пока мужик. А после остынешь, мягким станешь, во всех смыслах. – Поддеть, перерезать резинку. – Хм… А говорят, вы крутые… А тут смотреть не на что. И жалеть нечего. Подумаешь… Так что ты не переживай: немного было, немного и потеряешь… – Ткнуть ножичком, чтобы кровь закапала. И, резко сменив тон, рявкнуть в самое лицо. – Как тебя зовут?!

Хотя и так известно – Магомед. Но первые вопросы должны быть простые, чтобы легче развязать язычок.

– Ну? – Ковырнуть ножичком в ране.

Магомед взвыл от боли. Люди все одинаковые, что русские, что кавказцы, что негры – всем одинаково больно и страшно, когда их по живому режут.

– Шакал!

– Интересное имя, соответствующее содержанию. А по паспорту? – Крутнуть лезвие. – Ты скажешь, всё равно скажешь, только я обстругаю тебя, как буратинку, со всех сторон. Оно тебе надо? И начну не с носа, носом – закончу. Начну с того, что у Буратино не было и, значит, у тебя быть не должно.

Играть, изображать злодея, у которого ни сомнения, ни совести, которому человека подрезать, что муху пальцем раздавить. Приподнять нож, упереть, надавить слегка, чтобы ужас в глазах.

– Ну что? Режем?

– Магомед!

Всё! Теперь легче пойдёт. Если «язык» заговорил, то уже не остановится. Теперь можно по типовому опроснику фронтовых разведчиков:

– Имена командиров? Численность личного состава? Место дислокации? Какова цель задания? Где и когда планировался теракт?

Тут всё более-менее понятно: взрывы, стрельба, заложники… Только теперь ничего этого не будет, так как боевики убиты, либо задержаны на посту ДПС. Не зря всё было. И очень вовремя… Но остался главный вопрос: