Семь лепестков зла - Галина Владимировна Романова Страница 7

Двухэтажный особняк под остроконечной черепичной крышей тонул в промозглых сентябрьских сумерках. Ни одно окно, а выходило их на дорогу с дюжину, не светилось. Темно было и на подъездных дорожках, и возле беседок. В прежние времена Виталий Рыков на электричестве не экономил. Когда бывал дома, светилось все, светились все. Доброжелательным был, веселым, шумным. Прислуга бегала по дому и участку, выполняя его бесконечные поручения: растопить баню, разжечь мангал, почистить бассейн, приготовить кучу закусок – гостей будет много к ужину. Вымести в гараже, они насорили там с друзьями дубовыми листьями, когда за вениками лезли, чтобы попариться. Почистить стол для бильярда – снова будет много гостей.

Шумно было всегда, весело, суетно. Но никто не роптал. Ни соседи, ни прислуга. Потому что все любили его – Виталия Рыкова, – тридцатилетнего удачливого бизнесмена, веселого, добродушного. Да, временами он мог перебрать со спиртным. Да, мог быть и хамоватым и грубоватым. Но за щедростью его души этого почти не замечалось. Почти…

В доме тоже было темно и тихо, как и во дворе. Скорбь по умершему без времени хозяину, казалось, обволакивала стены, скапливалась в пыли в углах, отражалась в многочисленных витражах высоченных шкафов с коллекционным оружием. И если бы не приглушенный гул из цокольного этажа, можно было подумать, что все в доме умерло вместе с хозяином.

Шлейф печали, скользя по дому, спотыкался на пороге просторного помещения, когда то пустовавшего, но недавно переделанного под танцзал. Там горел яркий свет. Играла негромкая, но очень зажигательная музыка, и в центре зала был накрыт стол на троих человек. К застолью еще не приступили. Сервировка оставалась нетронутой, бутылки не были открыты. Но запахи, чудные запахи жарящегося мяса, острых соусов витали под высоким потолком.

– Настя! – сдавленным шепотом окликнула молодую женщину в черном платье та, что хлопотала возле барной стойки. – Иди, возьми у меня салат!

– О господи, мама! Ты хотя бы сейчас можешь оставить меня в покое?

Настя возлежала в дальнем углу зала на огромном диване, полукругом отгородившем большую часть помещения. Длинные ноги в черных чулках были вытянуты и грациозно сплетены, изящные туфельки на плоской подошве, короткое черное платье с высоким воротником. Узкая черная лента, обхватывающая белокурую головку. Все вроде бы намекало на вдовство, если бы не удовлетворенное выражение лица, не сходившее с симпатичного юного лица. И еще улыбка, без конца трогавшая полные яркие губы.

На зов матери она так и не пошла. Так и осталась полулежать в мягких велюровых подушках. Все, что она сделала, так это вздохнула глубоко и прерывисто и несколько иначе переплела ноги. Короткое платье ее при этом задралось чуть выше, тут же показалась резинка чулок, а выше – гладкая холеная кожа цвета топленого молока.

Третий участник готовящегося пиршества сидел на диване напротив Насти. И, не отрываясь, наблюдал за движениями ее шикарных длинных ног. Видел он и резинку чулок, и кожу, которая – он знал – такая гладкая, такая нежная! Видел и знал, что скрывается выше. И знал, не только по наблюдениям, каким бешеным темпераментом обладает эта милая крошка с внешностью холодной, неприступной красавицы. Еще он знал, что может прямо сейчас схватить эту девку в охапку, оттащить куда нибудь подальше от ее вездесущей мамаши и взять, как захочет. А может и не тащить и взять прямо здесь, прямо на глазах у матери. Она ведь не раз за ними наблюдала, хотя и отрицала все. Он мог сделать это, и желание мешало ему сосредоточиться. Настя знала о его мыслях, и это тоже мешало ему сосредоточиться. А сосредоточиться было просто необходимо. Нужно было держать ухо востро. Пиршество не зря устраивалось. Не зря эта мерзкая старая сволочь приготовила его любимый соус к так любимому им мясу.

Вернее, сначала Виталик все это полюбил из ее рук, а потом уже и ему перепало.

Виталик, Виталик…

Добродушный грубоватый великан. Знал ли ты, какие змеи вползли в твой дом?! Мог ли догадываться, какую роль ты должен сыграть в их стратегическом жизненном плане?! Вряд ли! Вряд ли и догадывался. Он вот тоже не догадывался. А попал. Слава богу, что жив еще! Но это до тех пор, пока он им нужен. Как только надобность в нем отпадет, его тоже уберут. Тихо, незаметно, под видом несчастного случая. Поэтому…

Поэтому он должен быть им полезен как можно дольше. Как можно дольше делать вид, что ест из их рук. Что во всем слушается маму и уважает ее. И что хочет, да нет, не хочет – любит! – эту похотливую мерзкую суку Настю.

У него нет выбора. Вернее, был. Но он его упустил, просрал, как любит говорить мама.

– Стерва, – беззлобно отозвалась от стойки мама, подхватила сразу три широкие тарелки и потащила к столу. – Никакого проку от тебя, кроме…