Белоснежка должна умереть - Неле Нойхаус Страница 7

Тобиас стиснул зубы и сжал кулаки в бессильной ярости. У него язык не поворачивался упрекать отца, потому что именно из-за него родители оказались в этом безвыходном положении и виноват во всем был он один. Он вдруг почувствовал, что задохнется в этом доме, в этой проклятой деревне. И все же он останется и будет жить здесь до тех пор, пока не выяснит, что же на самом деле произошло одиннадцать лет назад.

* * *

Амели вышла из «Черного коня» около одиннадцати через черный ход у кухни. Она бы с удовольствием осталась подольше в надежде узнать еще что-нибудь, связанное с главным событием дня. Но Йенни Ягельски строго соблюдала требования Закона о применении труда несовершеннолетних, поскольку не хотела ссориться с местными властями из-за Амели, которой еще не исполнилось восемнадцати. Самой Амели на это было наплевать, она была рада, что ей подвернулась эта работа и она могла зарабатывать собственные бабки. Мать была права: отец и в самом деле оказался жмотом — не дал ей денег на новый ноутбук, заявив, что она прекрасно обойдется и старым. Первые три месяца в этой жалкой дыре были для нее настоящим кошмаром. И поскольку окончание ее добровольно-принудительного пребывания здесь уже было не за горами, она решила провести оставшиеся пять месяцев до своего совершеннолетия с максимальным комфортом. Самое позднее двадцать первого апреля 2009 года она сядет в первый же поезд на Берлин и уедет отсюда. И никто уже не сможет ей помешать.

Амели закурила сигарету и стала всматриваться в темноту в поисках Тиса, который каждый вечер ждал ее здесь, чтобы проводить домой. Их дружба спровоцировала очередную фазу активности деревенских сплетниц. По округе пошли самые дикие слухи об этой парочке, но Амели это мало заботило. Тис Терлинден в свои тридцать лет все еще жил с родителями, потому что был слегка чокнутый, как по секрету сообщали друг другу его земляки. Амели закинула на спину рюкзак и пошла по улице. Тис стоял под фонарем перед церковью, засунув руки в карманы и глядя в землю. Когда она проходила мимо него, он молча пошел за ней.

— Сегодня у нас там весело было!

И Амели рассказала Тису о необычном происшествии в «Черном коне» и о том, что она узнала о Тобиасе Сарториусе. Она уже привыкла к тому, что от Тиса нормального ответа не дождешься. О нем говорили, что он глуп, называли деревенским дурачком. Но Амели знала, что это неправда. Тис был совсем не глуп, просто он был… другим. И Амели тоже была другой. Ее отцу не нравилось, что она проводит время с Тисом, но он ничего не мог сделать. Ее папаша, эта зануда бюргерская, наверное, давно уже горько раскаялся в том, что по настоянию своей жены Барбары взял к себе свою оторву дочку от первого брака. Амели цинично улыбнулась при этой мысли. В ее глазах он был не более чем серым бесформенным пятном без острых углов и выступов, бесхребетным существом, которое тихо жило своей приспособленческой бухгалтерской жизнью, думая только о том, как бы ничем не выделиться. Для такого отца семнадцатилетняя дочь с судимостью, асоциальным поведением, особым пристрастием к черным шмоткам, пудовым пирсингом на физиономии, прической и макияжем, которые позволили бы ей работать двойником Билла Каулица, [4]была одним сплошным кошмаром. Конечно, у Арне Фрёлиха нашлось бы немало аргументов против дружбы Амели с Тисом, но до прямого запрета дело пока не доходило. Не потому, что запреты тут не помогли бы: Амели всю жизнь только и делала, что нарушала запреты. Истинная причина его молчаливой «терпимости», как предполагала Амели, заключалась в том, что Тис был сыном его шефа. Она бросила окурок в водосток и продолжила свои размышления вслух на тему Манфреда Вагнера, Тобиаса Сарториуса и двух убитых девушек.

Они пошли не по освещенной Хауптштрассе, а свернули в узкий темный овраг, начинавшийся у церкви и тянувшийся через всю деревню мимо кладбища и задних двориков до самой опушки леса. Через десять минут они вышли на Вальдштрассе, которая состояла всего из трех домов, расположенных на обширных участках чуть выше остальных строений. В среднем жила Амели с отцом, мачехой и младшими сводными братом и сестрой. Справа от них был дом Лаутербахов, а поодаль, посреди участка, напоминавшего парк, прямо на опушке леса, темнела большая старинная вилла Терлинденов. Всего в нескольких метрах от чугунных ворот усадьбы Терлинденов находился въезд на участок Сарториуса, протянувшийся вниз по всему склону холма до самой Хауптштрассе. Раньше это было настоящее крестьянское хозяйство с коровами и свиньями. Сегодня же оно превратилось в один сплошной свинарник, как презрительно выражался отец Амели, — настоящее позорище.

Амели остановилась перед крыльцом. Обычно они здесь расставались, Тис просто шел дальше, не останавливаясь и не прощаясь. Но сегодня, когда Амели уже поставила ногу на ступеньку, он вдруг нарушил молчание.

— Здесь когда-то жили Шнеебергеры, — произнес он бесцветным голосом.

Амели удивленно обернулась и в первый раз за этот вечер посмотрела на своего друга, но он, как всегда, не ответил на ее взгляд.

— Да ладно!.. — воскликнула она с недоверием. — Что, одна из тех двоих девчонок, которых убил Сарториус, жила в нашем доме?..

Тис кивнул, не глядя на нее.

— Да. Здесь жила Белоснежка.