След лисицы - Аркадий Адамов Страница 69

По лицу девушки скользили тени от мелькавших огней. Виталий прибавил:

— Из-за этого портсигара мы с вами познакомились.

— Тоже глава в истории с ним, — засмеялась Светлана.

— И немаловажная, между прочим.

Оба умолкли.

Досмотровый зал встретил их ослепительным светом, суетой и шумом. Кругом сновали возбужденные пассажиры, носильщики, гиды, провожающие, раздавались возгласы, смех.

Зал был перегорожен во всю длину узкой лентой столов для осмотра вещей, прерываемой высокими конторками, где таможенники оформляли документы. К этим конторкам тянулись короткие очереди из пассажиров, в руках у них были чемоданы, картонки, саки. Возле некоторых из пассажиров стояли носильщики с вещами.

Виталий не сразу нашел в толпе Цветкова. Тот скромно стоял около стеклянной стены павильона, напротив одной из конторских стоек, за которой работал молодой улыбчивый таможенник.

В свою очередь, Цветков глазами показал Виталию на невысокого, очень полного человека в шляпе и клетчатом сером костюме, с желтым галстуком-бабочкой на белоснежной рубашке. Пальто он снял, но лицо все равно блестело от пота. Большие навыкате глаза нетерпеливо следили за работой таможенника. Это был, без сомнения, господин Ласар. Рядом с ним стояла тоже очень полная, выше его ростом, седая дама, усталая и флегматичная.

Наклонившись к Светлане, Виталий прошептал:

— Спектакль сейчас начнется. Идемте ближе.

Вскоре господин Ласар оказался возле таможенника. Тот бегло взглянул на его документы и с любезной улыбкой произнес, указывая на длинный стол рядом:

— Прошу, господин, ваши вещи сюда.

Три пестрых, в наклейках чемодана и два сака легли на стол. Таможенник подошел к ним и попросил:

— Будьте любезны, откройте.

Около стола появились еще два таможенника.

— Я не понимаю, — нервно возразил господин Ласар по-русски, хотя и с сильным акцентом. — В чем дело? Почему такие придирки?

— Это, господин, обычный таможенный досмотр. Не более того, — возразил один из таможенников.

— Но других пассажиров вы не заставляете открывать вещи! Я протестую! Я дружу с президентом! Я буду жаловаться вашему министру!

Он кричал все громче, но чемоданы упорно не открывал. Седая дама болезненно морщилась, потом негромко сказала:

— Анри, ты меня утомляешь. И потом кругом все смотрят. Стыдно.

— Они не имеют права! — обернулся к ней Ласар.

Ему все же пришлось открыть чемоданы.

Первое, что извлекли оттуда, были две деревянные, потемневшие от времени иконы. Они были обернуты в целлофан и тщательно перевязаны шпагатом.

— У вас есть разрешение на них Министерства культуры? — спросил Ласара один из таможенников.

— При чем здесь министерство? — раздраженно ответил тот. — Иконы куплены у частных лиц.

— Таков наш закон, господин Ласар.

Досмотр вещей продолжался.

Виталий и Светлана с одной стороны, Цветков с другой стояли в небольшой толпе пассажиров и провожающих и не спускали глаз с раскрытых чемоданов на длинном низком столе. Таможенники быстро вынимали и просматривали их содержимое. Здесь были банки с икрой, бутылки водки, матрешки, часы «Вымпел», новенький «Зоркий-4» толстый альбом с цветными открытками видов Москвы, деревянные, ярко раскрашенные игрушки, белье, вещи.

Один из таможенников стал просматривать альбом с открытками. Виталий и Светлана переглянулись.

— Не знает, где искать, — с усмешкой шепнул Виталий.

Внезапно таможенник принялся быстро и уверенно вынимать открытки из альбома. Почти за каждой из них оказались заложенными советские деньги достоинством в двадцать пять или пятьдесят рублей.

Ласар побагровел, но молчал.

— Придется составить акт о контрабанде, — сказал таможенник, собирая и пересчитывая деньги.

— Пожалуйста, — равнодушно пожал плечами Ласар. — Видно, есть еще один закон у вас, с которым я не успел познакомиться.

Таможенник усмехнулся.

— Ну, с запретом вывозить нашу валюту вы знакомы, господин Ласар. Иначе не стали бы ее так прятать и указали в декларации.

Ласар почти не слушал его и с нарастающей тревогой следил, как перебирают таможенники остальные вещи в чемоданах и саках.

Наконец он с беспокойством воскликнул:

— Боже мой, я, кажется, забыл кое-что в гостинице! Да, да, конечно! — И решительно объявил: — Я должен вернуться!

— До отлета всего час, господин Ласар, — заметил таможенник. — Администрация гостиницы вышлет по почте то, что вы забыли.

— Нет! Нет! Как можно! — волновался тот. — Я хочу очень быстро! Моя жена…

— Я поеду с тобой, Анри, — объявила та и недоуменно спросила: — Что ты там забыл?

Но супруг ее уже решительно натянул пальто и устремился к выходу.

— Господин Ласар! — крикнул ему вдогонку таможенник. — Досмотр вещей окончен! Нам надо еще составить акт!

— Потом, потом! Сохраните их!

В гостиницу две машины примчались почти одновременно.

— Я ручаюсь, он забыл портсигар, — сказал Цветков, усмехаясь.

А через несколько минут вспыхнул грандиозный скандал. Ласар, размахивая кулаками, наступал на перепуганную горничную и яростно кричал:

— Я не позволю!.. Отдайте немедленно мою вещь!.. Я подам в суд!.. Воровство!.. Это взяли вы!.. Вы!.. Вы!..

— Боже мой, Анри! Что она взяла?.. — взволнованно спрашивала его супруга, прижимая руки к груди. — Почему ты так кричишь?.. У тебя будет удар!..

— Оставь!.. Ты ничего не знаешь!.. — кричал Ласар. — Это у нее сейчас будет удар!.. Я подам в суд!..

В номер заглядывали встревоженные и любопытные лица. Наконец появился лейтенант милиции и строго спросил Ласара:

— Что произошло, господин…

— Ласар, — подсказал администратор гостиницы.

— Эта… эта женщина… — указал Ласар на горничную. — Украла вещь…

— Да ничего я не брала!.. Я здесь одиннадцать лет работаю… — чуть не плача, сказала пожилая горничная. — Да разве…

— Какую вещь? — перебив ее, строго спросил лейтенант у Ласара. — Я спрашиваю: какая вещь у вас пропала?

Тот на минуту умолк, обвел выпуклыми глазами окружавших и, помедлив, уже спокойно заявил:

— Извините. Я погорячился. Это всего лишь старенький кожаный портсигар. Он дорог мне как память об отце.

Светлана в волнении прижала руку ко рту.

Все присутствующие недоуменно переглянулись.

— Боже мой, Анри! — вдруг проговорила супруга Ласара. — Я же сама выбросила какой-то старый, противный кошелек. Это был совсем не наш кошелек…