Мадам Гали: Свободный полет - Юрий Барышев Страница 68

— Мадам, когда же мы наконец получим приглашение в ваш замечательный салон? — Эмиль Тибо, банкир и хороший приятель Гали, поставил невесомую кофейную чашечку на венский столик красного дерева, любуясь кружевом рисунка на тончайшем фарфоре. — Чудо. Это севр?

— Нет. Ломоносовский завод. Под Ленинградом. Подарок мамы. Вы правы — этот сервиз совершенное чудо. Именно эта коллекция — увы! — производится исключительно на экспорт… Когда начнутся вечера в Салоне? Когда вы найдете мне гениального архитектора.

— А я уже нашел, — улыбнулся банкир.

Гали с ее Салоном могла оказаться спасением его семейной жизни. Жена Эмиля Тибо, пикантная и пухленькая женщина, совершенно потеряла голову. Мари-Клер безумно увлеклась молодым архитектором Жан-Мишелем де Мурвилем. Банкира мало беспокоило, что говорят о нем коллеги, он волновался за Мари-Клер. Жан-Мишель, талантливый и избалованный, не отличался деликатностью и способностью держать язык за зубами. Мужского, кроме определенных телесных достоинств, в утонченном аристократе было маловато. И если он устроит Гали как архитектор и дизайнер… По всей вероятности, Жан-Мишель, увидев Гали, падет к ее ногам. А Гали? Мсье Тибо улыбнулся. Разве она откажется от очередной победы? Банкир хорошо знал свою приятельницу. Даже очень хорошо и очень близко.

Жан-Мишель, сын бригадного генерала Барона де Мурвиля, жестоко огорчил отца, категорически отвергнув карьеру военного. Старший брат Жан-Мишеля — Анри-Клод пошел по стопам генерала. Это соответствовало традиции древнего аристократического рода де Мурвилей, сохранившего, кстати, не только фамильный герб, но и капитал.

— Ну почему я должен любить дисциплину, солдафонство, ужасную муштру? Я — человек творческий, моя профессия требует свободы, — спорил с отцом младший де Мурвиль.

Нельзя сказать, чтобы он был неправ, отстаивая свой путь: Жан-Мишель был дизайнер от Бога. Утонченный авторский вкус и смелость мысли привлекали владельцев особняков и апартаментов в многоквартирных домах, желающих изменить облик своего жилища. Но гениальный аристократ брался за работу исключительно по настроению. Он не стремился набрать побольше заказов, да он их и не искал. Кто-нибудь обязательно приносил ему на блюдечке с голубой каемочкой очередного клиента. В один из таких «ленивых» вечеров Жан-Мишель нежился на диване, просматривая свежее обозрение «Арт-дизайн». Тихонечко постучала в дверь экономка Шарлотта:

— Мсье Жан, вас просит к телефону мадам Легаре.

— Шарлота, пощади — ну кому я там еще нужен? Кто такая мадам Легаре?

Мсье Жан — младший де Мурвиль — был любимчиком и баловнем Шарлотты, которая служила в доме еще до его рождения. И имела, в отличие от родителей, некоторое влияние на генеральского отпрыска.

— Придется подойти. Дама непременно желает говорить с вами сейчас.

Стянув с мягких бархатных подушек стройное безупречное тело, Жан-Мишель нехотя поплелся в холл и взял трубку.

— Мсье де Мурвиль, меня зовут мадам Легаре. Вас мне рекомендовала графиня Шамон. — Гали пришла в восторг, когда увидела, как изумительно преобразилась квартира подруги, после того как к ее оформлению приложил руку Жан-Мишель. — Я хочу предложить вам оформить мой Салон. Вы получите карт-бланш. Работы много, но уверяю — вам будет интересно. Квартира занимает целый этаж на улице Мозар. Когда удобнее за вами заехать?

— Минуту, мадам Легаре. Завтра с утра у меня занятия в спортивном клубе… — Парные занятия аэробикой в постели намечались на загородной вилле банкира Тибо. Разумеется, в отсутствие хозяина. Мари-Клер жаловалась на их редкие свидания: «Ты совсем меня забросил, милый».

— Вторая половина дня вас устроит?

— Хорошо, мадам. Думаю, после трех я буду свободен.

— Отлично. Куда прислать за вами машину?

— Благодарю, лучше, если приеду сам. Мне так удобнее.

Вечером за ужином Жан-Мишель спросил:

— Кто-нибудь знает мадам Легаре?

— Странно, что ее не знаешь ты, Жан-Мишель, — удивилась мадам де Мурвиль. Жена генерала собирала фарфор и иногда заходила в галерею Гали. Правда, знакомы они не были. — Очень хороша и очень богата.

Внес свою лепту и генерал. Он высказался коротко:

— Деловая дама. Говорят, у нее хватка, как у бульдога.

— Это я уже почувствовал. — Жан-Мишель встал из-за стола, поцеловал мать и вернулся на диван. Завтра у него трудный день — прощание с одной дамой и знакомство с другой. Оранжерейный нарцисс и баловень женщин, Жан-Мишель смотрел на жизнь легко и еще ни разу не влюбился по-настоящему.

— Теперь вы понимаете, мсье де Мурвиль, что мне хочется видеть на месте этих голых стен и огромного пространства? — Гали только что закончила водить дизайнера по залам необъятной квартиры. — Вы получаете полный карт-бланш для авторских фантазий.

Вмешиваться я стану лишь тогда, когда придется — если придется — вас поторопить. Салон я планирую открыть в октябре. Ну как?

— Я принимаю ваше предложение, мадам.

— Отлично. Тогда, если вы не возражаете, мы сейчас отправимся ко мне домой, обсудим все подробно и — подпишем договор.

Возражает ли он?! Да он готов отправиться за этой женщиной куда угодно, пешком, босиком. Лишь бы позвала.

Они встретились три часа назад. Гали ждала дизайнера, как договаривались, на площади возле Грандопера. «Мой «ягуар» вы увидите сразу. Пожалуй, это единственная в Париже машина, отливающая одновременно оливковым цветом и бронзой. Но номер на всякий случай запишите». Автомобиль он нашел легко. Дверца приоткрылась.

— Мадам, вы ожидаете дизайнера?

— Да. Вы мсье де Мурвиль?

Дальше Жан-Мишель едва слышал, что ему говорила мадам Легаре. Он увидел прелестное лицо в золотистой раме небрежно рассыпанных локонов. Низкий хрипловатый голос пригласил:

— Садитесь же, мсье де Мурвиль. И, пожалуйста, пристегните ремень. — Она посмотрела, как он это делает, коснувшись душистыми волосами щеки молодого человека. Точеные руки легли на руль в роскошном чехле мягкой кожи. — Вы неважно себя чувствуете, мсье?

Если бы француз читал Маяковского, то — если бы мог! — закричал: «У меня пожар сердца!» Он чувствовал себя замечательно, восхитительно, чудесно — Жан-Мишель умирал от любви. Она оглушила де Мурвиля в тот момент, когда тонкая смуглая рука приоткрыла дверцу «ягуара». И обладательница руки это прекрасно заметила. От нее не укрылись капризные пухлые, «укушенные пчелой» губы, длинные ресницы и темные дуги бровей. И кое-что еще: «Сложен наш красавчик, судя по всему, неплохо…»

Жан-Мишель походил на античного бога. Оживший мрамор. Белоснежная бархатистая кожа — «тебе, дорогой, должны завидовать женщины». Крепкие бедра совершенной формы легко завоевывали пространство, необходимое для главного действа. Жарким пламенем отозвалась Гали на первую атаку и, перехватив инициативу, сама ринулась в бой. Оба они стоили друг друга. Первым выкинул белый флаг дизайнер: «Неужели я еще жив?» Гали могла сражаться еще, но пощадила Жан-Мишеля. Во-первых, она опытнее и — в отличие от потерявшего голову молодого человека — не влюблена. «Ни на чуть-чуть. Я хочу его. Давно мне не было так хорошо», — она усмехнулась, вспомнив, как Жан-Мишель, едва они вошли к ней в квартиру, начал целовать ее. Безумно, горячо, умело. «Одежду сбрасывали на ходу, но до постели добежали». Почти как тогда с Роже… Вот и отлично. Работать станем вместе.