Королевы-соперницы - Фиделис Морган Страница 68

— Да что вы? — Мальчик окинул графиню презрительным взглядом. — Что ж, бывает, и коровы летают.

Элпью уже собралась двинуть нахалу в ухо, когда графиня потянула ее за локоть.

— Идем, Элпью. Чем скорее сделаем, тем скорее вернемся домой и благополучно заснем в наших теплых постелях.

Элпью подняла факел повыше, и женщины двинулись по топким лугам Мурфилдса. Единственными звуками были уханье совы да чавканье их шагов. Дойдя до центральной известняковой дорожки, женщины оглянулись. Огромные вытянутые очертания Вифлеемской больницы высились позади них.

— Давайте держаться этой тропинки, пока идем на север, — сказала Элпью. — Я очень боюсь, что мы потеряем туфли в этой грязи. А в начале тропинки сможем взять наискосок через луг.

Похрустывание гравия слегка успокоило сыщиц, но в свете факела деревья отбрасывали призрачные, фантастические тени, плясавшие вокруг женщин.

— Нынешние дети кажутся такими самоуверенным, ты не находишь? — громко посетовала графиня и продолжила шепотом: — Позади нас кто-то есть. Слышишь шаги?

— И правда, мадам, — ответила Элпью, беря графиню под руку и ускоряя шаг. — Из-за этого проклятого факела мы как на ладони.

— Ой, смотри! — весело воскликнула графиня. — Нас ждет мой муж.

Элпью непроизвольно вздрогнула, потому что испытывала к мужу графини непреодолимое отвращение, но затем сообразила, что ее госпожа просто пытается отпугнуть преследователя.

— Быстрее, — тихонько проговорила Элпью. — Цель уже видна, давайте перебежим по траве.

Подобрав юбки, женщины побежали по краю поля. У двери Лампоне они остановились, тяжело дыша и с промокшими ногами. Элпью вставила факел в железный держатель на стене и огляделась.

— Возможно, злодей присмотрелся к нам и решил, что с нас нечего взять, — сказала Элпью, стуча в дверь Лампоне. — Вот преимущество старой поношенной одежды.

Графиня вспыхнула. Ее платье было отменного качества, пусть даже его фасон двадцать лет как вышел из моды.

Элпью постучала еще раз. Внезапно дверь открылась. В проеме стоял Лампоне в длинной белой ночной рубахе и размахивал рапирой.

— Assassini! — воскликнул он. — Ladra! [35]Что вам нужно среди ночи?

Элпью подняла факел. Его свет отчетливо заиграл на серебряном носу мужчины.

— Синьор Лампоне! — воскликнула графиня. — Это я, леди Эшби де ла Зуш, графиня Клэпхемская, баронесса...

— Нам нужно задать вам несколько вопросов огромной важности, сударь, — смело вступила Элпью, — касательно вашей подруги Ребекки Монтегю.

Лампоне опустил клинок.

— А что с ней?

— Она в беде, — ответила Элпью.

— Надо думать, — сказал Лампоне. — Выйти замуж за такого никчемного повесу, как Джайлз Рейкуэлл. — Он жестом предложил женщинам войти.

В студии царил еще больший беспорядок, чем прежде; большие гипсовые отливки занимали весь пол, а ряды горшочков с порошкообразными красками выстроились в порядке цветов радуги. Пол и стены были покрыты разноцветными полосами.

— Сейчас полночь, дамы, а этой ночью меня ждет важная работа с приятельницей из театра.

— В ночной рубашке? — спросила Элпью.

— Да, потому что это создание Венеры. Сегодня ночью мы занимаемся любовью.

Элпью посмотрела наверх. Там на лестничной площадке стояла фигуристая молодая особа, которая заменила Анну Лукас в «Королевах-соперницах». Она была совершенно голой.

— Эй! — крикнула она. — Какие-то трудности?

— Возвращайся в постель. — Лампоне махнул рукой. — Я с ними разберусь.

— А вы не леди из «Глашатая»? — поинтересовалась девица, вильнув бедрами. — Меня зовут Элизабет Ллойд. Я совсем недавно играю, но меня очень хорошо принимали в «Друри-Лейн». Мистер Рич хочет, чтобы я выступила и в следующих постановках труппы. Когда будете упоминать про меня, я пишусь черед два «эл».

«Боже, какие тщеславные существа эти актеры! — подумала Элпью. — Думают только о том, как бы раздуть свою славу».

«Хочет шумихи и даже не предлагает заплатить», — подумала графиня.

— Синьор Лампоне, — обратилась она к хозяину, — мы пришли к вам в связи с вашим носом.

— Моим носом? — переспросил Лампоне, скашивая на него глаза. — А что с ним такого? Он отлит из первоклассного серебра по глиняной модели, которую я сделал с моей дорогой утраты по памяти.

— Но почему, — натянуто улыбнулась графиня, — у вас нет носа из плоти и костей, как у всех нас?

— Потому что я его потерял.

— Как неосмотрительно, — сказала графиня. — А вы не можете рассказать нам, как это случилось?

— В то время я был еще мальчишкой и с честью лишился его в битве при Нише.

— При Нише? — воскликнули все три женщины разом.

— Да, при Нише. Это Богом забытый городишко в Сербии, к юго-востоку от Белграда. Я сражался на стороне маркграфа Баден-Бадена. Нашим противником был великий визирь Копрулу Фасл Мустафа. Этот могучий мусульманин одолел нас.

— Я видела, как он выступал на Варфоломеевской ярмарке, — вступила актриса, спустившаяся тем временем к ним и услышавшая что-то знакомое. — Его зовут Силач из Кента.

— И когда сербское солнце закатилось, мой нос пал жертвой ятагана.

— Я опять ничего не понимаю, — призналась Элизабет.

— В Нише. — Лампоне обнял обнаженную девушку. — Я был героем.

— К черту Ниш! — воскликнула графиня. — Вы уверены, синьор Лампоне, что наплели нам столько чепухи не для того, чтобы заморочить головы?

— Могущественный маркграф наградил меня, и я вернулся к себе домой, на Сицилию.

— Боюсь, вы лжете, синьор. — Графиня насмешливо улыбнулась. — Ибо у меня есть причина подозревать, что ваш нос съеден сифилисом.

— Сифилисом! — Схватив рапиру, Лампоне крутанул ею в воздухе, срезав несколько прядей с уже и без того поредевшего парика графини. — Чума на вас и ваш сифилис!

— Свинья! — Элизабет отпрянула, в ужасе разглядывая свое тело. — Неудивительно, что ты всегда занимаешься любовью в полной темноте.

— Cara! [36]Я тебя люблю! — воскликнул Лампоне, протягивая к ней руки. — Ты ragazza stupenda! [37]

— А ты презренный итальянский дикарь! И мне наплевать, если я никогда больше тебя не увижу. — Актриса стащила пыльную простыню с каркаса большой статуи и завернулась в нее. — Прости меня, Боже, за слепоту.

— Смотри! Ведьма! Полюбуйся, что у меня тут! — Лампоне задрал подол рубахи, выставив на всеобщее обозрение свои гениталии. — Я чист!