Око Гора - Кэрол Терстон Страница 68

День 27-й, первый месяц засухи

Воняло овечьей мочой и гнилыми яйцами, значит, сеш пер анх [60]побывал здесь раньше меня, чтобы принести жертву Амону и поджечь желтый порошок, изгоняющий злых духов. Мужу Асет, должно быть, под семьдесят, но выглядит он намного старше, особенно если закрывает глаза. Словно лежит на смертном одре.

У каждого угла ложа Узахора стояли лампы, из-за чего все остальные люди и предметы были окутаны дымкой тени, а какой-то старый жрец тянул скорбную мольбу, обращенную к богам-творцам. Женщины, принадлежащие семье Узахора, сидели на полу, скрестив ноги, лица их были наполовину сокрыты одинаковыми белыми шалями – наверняка среди них была и Асет, она уехала от меня двумя днями раньше. А несколько мужчин, стоявшие рядом, разговаривали шепотом. Я узнал только Рамоса.

Тули подбежал ко мне, обнажив зубы в улыбке, и уткнулся носом мне в руку. На нем был новый ошейник – белая кожаная полоска со скачущими красными лошадьми. Сначала я поклонился ему, потом семье, а потом Рамос пригласил меня к старику.

– Ты лишь скажи, что тебе нужно, и я распоряжусь, – сразу сказал он, приказывая мне заняться его другом, несмотря ни на что.

– Сначала я должен послушать голос его сердца и ощупать его. – По тому, как быстро поднималась и опадала костлявая грудь Узахора, было ясно, что ему сложно дышать. – Он жалуется на боль?

– Его жена сказала, что левая рука не дает ему покоя уже несколько дней. – Интересно, какая жена, подумал я. – Когда я приехал несколько часов назад, мне показалось, что старик бледен, но он сказал, что просто устал.

– Не стало ли ему хуже после того, как жрецы начали жечь желтый порошок? – Я взял руку старика, чтобы осмотреть его ногти, и они оказались такими же бесцветными, как и его лицо.

– Нет. Значит, Асет права? – поинтересовался Рамос. – Сера может и предотвращать болезнь, и вызывать?

– Да, когда пары становятся ядовитыми. – Я приложил палец к основанию горла Узахора, убедился, что сердце бьется поверхностно и часто, потом наклонился, чтобы понюхать, как пахнет изо рта. Я рассчитывал уловить кислый фруктовый запах, из-за которого человек может уснуть неестественным сном. Но я почти ничего не почувствовал, кроме вони гнилых яиц. Потом оголил живот старика, чтобы пощупать, нет ли твердостей или припухлостей в жизненно важных органах, пытаясь в то же время придумать, как бы впустить в покои свежего воздуха, не смутив Отца Бога перед его подчиненными. – А что говорит его собственный врач? – спросил я.

– Что человеческое тело изнашивается, как и сандалии.

– Он здесь?

Рамос покачал головой.

– Мой… – Он взглянул на Узахора. – Несмотря на хорошее ко мне отношение, мой старый друг предпочитает говорить с богами сам, а не через священника. Он послал своего врача в храм, отнести сообщение Слышащему Уху, а потом глубоко заснул, в таком состоянии ты видишь его и сейчас. Полагаю, Узахор просто отослал беднягу подальше, щадя его гордость, он ведь не плохой врач, но чересчур самодовольный.

Для меня это одно и то же, но я решил придержать язык и молча убрал одеяло с ног Узахора.

– Иногда, Тенра, ты напоминаешь моего друга. Я спрашиваю себя, не из-за этого ли я поднял ставки выше, чем намеревался, – в тот день, когда попросил тебя стать моим домашним врачом, когда ты настолько безрассудно со мной торговался.

Рамос редко болтает попусту и редко выдает чувства, и я не знаю, есть ли какой-то подтекст в его словах сейчас. Этот человек долго оставался для меня загадкой, и мое подозрение, что он сейчас пытается спрятаться в прошлом от горя и боязни потерять друга, может оказаться ошибкой. Я надавил на кожу над пальцами старика, а также около таранной кости, желая убедиться, что это именно та похожая на бурдюк с маслом опухлость, которая иногда появляется под пальцами, а потом исчезает. Я заметил, что у него на двух пальцах совсем нет ногтей, а остальные стали похожи на мел. Я снова накрыл ноги Узахора, приложил к груди ухо, и услышал биение далекого барабана, заглушаемое потоками перемещающегося воздуха, – этот еле уловимый звук говорит о том, что человека заливают собственные жидкости.

– Надо поднять ему голову.

– Пагош! – позвал Рамос. Меня охватило неприятное волнение, как будто ситуация повторяется, – это чувство я тоже не могу объяснить. – Принеси подушки, надо подложить под плечи. – Рамос взглянул на меня. – Что-нибудь еще?

– Его жена… – Я осекся. – Главная Жена здесь?

– Ее зовут Сати. – Он указал на женщину, которая поспешно подошла к нам. Несмотря на копну белых волос, похожую на облако, ее изящество было заметно и по лицу, в котором воды жизни бежали тихо, но глубоко. Только не подумайте, что она показалась мне безмятежной коровой. Как раз наоборот – судя по ее черным глазам, которые как будто бы вдыхали неровный свет ламп, словно живые угольки в топке. И она пристально продолжала смотреть на меня, пока я не сложил вместе ладони и не опустил подбородок.

– Добро пожаловать, Сенахтенра. Пусть великий бог благословит и защитит тебя, – прошептала женщина, отвечая на мой поклон. – Мы польщены твоим визитом в дом Узахора. Чем могу быть полезна?

– Можно ли устроить так, чтобы все остальные ушли? Кроме Асет, потому что мне может понадобиться ее помощь. – Я заметил, что Рамос подозвал кого-то еще. – Ты могла бы велеть им отправиться к святилищу бога, охраняющего этот дом, и попросить его вернуть здоровье твоему мужу. А после прикажи кому-нибудь открыть окно, чтобы сюда вошел воздух с улицы.

Когда я снова повернулся к Рамосу, я увидел еще одну пару глаз – их я узнаю где угодно и в этой, и в следующей жизни. Иначе, думаю, я бы не понял, кто это, ибо на ней был длинный черный парик со множеством косичек, и каждая завязана красно-коричневым Узлом Исиды. На шее – широкое ожерелье из бирюзовых и лазурных бусин, похожих на маленькие палочки, – оно привлекло мой взгляд к ее груди под белым прозрачным каласирисом, которое слабо скрывало ее уже почти совсем созревшее тело. Я заставил себя сложить вместе ладони, но руки дрожали, так что пришлось опустить к ним голову, чтобы никто не подумал, будто нас связывает нечто большее, нежели отношения учителя и бывшего ученика.