Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По - Гарольд Шехтер Страница 67

АЛЕКСАНДЕР ЛОУ, ЭСКВАЙР,

ПОВЕРЕННЫЙ В ПРАВОВЫХ ВОПРОСАХ

Я взлетел по лестнице и оказался в затхлой, узкой, скудно освещенной конторской комнате, в которой восседал плотный господин средних лет. Господин этот, коего я сразу принял за самого мистера Лоу, занимал место за большим письменным столом, заваленным горами бумаг. За конторкой, чуть в стороне, трудился древних лет писарь. Скрип пера его приветствовал меня при входе. Более никаких звуков я поначалу не воспринял. Оглядевшись, я не заметил в конторе более никого. В дальнем углу находился еще один письменный стол, поменьше, и тоже заваленный бумагами. Но стул у этого стола не украшала ничья фигура.

Представившись хозяину в качестве знакомого Пратта, я осведомился о местонахождении его клерка.

— Сам удивляюсь, — с выражением легкой озабоченности на лице ответил мистер Лоу. — Я, знаете, даже несколько обеспокоен. Он утром не появился. Не похоже на него. Очень порядочный молодой человек, аккуратный и исполнительный.

— Уж не заболел ли, — высказал я предположение.

— Возможно, возможно, — охотно подхватил Лоу. — В последние дни он, знаете ли, какой-то, м-м, не такой…

— То есть?

— Трудно сказать… Как будто что-то его тревожит. Подавленный, расстроенный. Как считаете, Милбурн?

Последний вопрос Лоу адресовал писцу, не обратившему на мой приход ни малейшего внимания и продолжавшему усердно скрипеть пером.

— Весьма верно подмечено, мистер Лоу, сэр, — отозвался тот голосом, напомнившим мне шорох сухих осенних листьев. — Считаю, что весьма подавленный у него вид.

— Пожалуй, я бы его навестил… — задумчиво и как бы не вполне уверенно высказался я.

— Прекрасная мысль! — отозвался Лоу. — Я и сам подумывал, не отправить ли Милбурна в разведку, да ведь из старика уже не тот курьер. Хорошо, что хоть по лестнице утром сам взбирается. А, Милбурн?

— Истинная правда, мистер Лоу, сэр! Кое-как, кое-как… — донеслось от конторки.

Неловко было признавать, что я, знакомый Пратта, не знаю, где он проживает.

— Видите ли, мистер Лоу, я давно не посещал Гарри, боюсь, что не найду… — начал я неуверенно, боясь возбудить у хитрого законника подозрения.

Лоу, однако, сразу сообщил, что молодой человек живет на Голд-стрит, 48, совсем рядом.

— Раз уж вы к нему пойдете, может, захватите и книжку, — добавил он, указав на незанятый стол. Взглянув в направлении его жеста, я заметил на кипе бумаг тоненький томик в твердом переплете зеленой кожи.

— Если Гарри заболел, то это его развлечет, — продолжал Лоу. — Посмотрели бы вы на него во время перерыва. Сидит себе, сэндвич щиплет да хихикает над этой книжицей, каждой строчке радуется.

Я подошел к столу, взял книгу и раскрыл ее. Тот самый экземпляр «Гудибраса» Сэмюеля Батлера, за которым Гарри Пратт приходил на прошлой неделе к Уайэту. Уже собираясь закрыть книгу, я заметил на обороте обложки табличку с гравировкой: «Ex libris Л. Гаррисона Пратта».

— Л. Гаррисон Пратт? — удивился я вслух.

— О да, его полное имя. Л. означает Лохинвар. Придумали, тоже, имя для ребенка! Гарри его терпеть не может и никогда не употребляет.

— Должно быть, отец его страстный поклонник сэра Вальтер Скотта, — задумчиво предположил я. — Имя это принадлежит доблестному юному рыцарю, герою трогательной, хотя, к сожалению, и безнадежно устаревшей поэмы «Мармион».

— Конечно, конечно. Я вам верю. Удивительно, как только родители своих детей ни называют. Поверите, мне однажды попался клиент по имени Плотинус Плинлиммон. [32]

— Это что, — проскрипел со своей высокой табуретки мистер Милбурн. — Знал я одного парня по имени Бен Довер. [33]

— Да ну? — изумился Лоу. — Бен Довер! Ха-ха-ха!

Тут я вежливо извинился, откланялся и оставил контору.

Шагая к жилищу Пратта, я обдумывал только что полученную информацию. В резиденции Уайэта, как, конечно, помнит читатель, Карсон обнаружил в пепле крохотный фрагмент рукописи. Мы смогли различить на этом обугленном клочке бумаги две буквы: Lo. Но ведь точно так же начинается и имя Пратта! Если это так, то напрашивается предположение, что уничтоженный документ носил опасный для молодого человека характер. Пратт стремился уничтожить документ, в чем и преуспел. Уайэт же, с этим документом знакомый и содержание его прочитавший, подлежал уничтожению по той же причине. Таким образом, темная тайна Пратта осталась нераскрытой.

Менее чем через пять минут я достиг дверей дома на Голд-стрит. Четырехэтажное строение, судя по фасаду, когда-то представляло собой особняк, частную резиденцию состоятельного владельца. Теперь же, как и многие другие, дом поделили на множество квартир и закутков, в которых проживала менее респектабельная публика.

Не зная, за какой дверью искать Пратта, я постучался в несколько первых попавшихся. Одна из откликнувшихся на стук, пожилая женщина, направила меня на третий этаж, в номер пятнадцатый, где и проживал «этот приятный молодой человек», как она его охарактеризовала. Взбегая по лестнице, я получил возможность ознакомиться с букетом кухонных ароматов, в котором преобладала капуста белокочанная вареная. Обнаружив дверь Пратта, я решительно в нее постучал.

Не получив ответа, я постучал снова. С тем же результатом. Очевидно, Пратта нет дома, подумал я и весьма сильно расстроился. Машинально я взялся за ручку и повернул ее. Дверь подалась.

Медленно открыв дверь, я всунул голову в комнату и громко произнес:

— Хелло, есть кто-нибудь?

Молчание.

Я шагнул внутрь, закрыл за собою дверь и огляделся. Номер пятнадцатый состоял из единственной скудно обставленной комнаты. Ни ковра на полу, ни картины на стене; ничего, смягчающего впечатление крайней — почти спартанской — строгости. Из мебели лишь узкая, аккуратно заправленная кровать, примитивная многоэтажная книжная полка, исполненная из дубовых досок и строительных кирпичей, на которой размещались несколько десятков томов в кожаных переплетах; древний стул красного дерева да шаткий письменный стол, поверхность которого оживляли чернильница, несколько перьев, перочинный нож и тонкий журнал в обложке из мраморной бумаги. Типичное обиталище молодого холостяка-аскета с литературными наклонностями и единственной слабостью в виде небольшой, но неуклонно растущей личной библиотеки.

Незапертая дверь допускала два объяснения. Пратт, не обладая имуществом сколько-нибудь значительной ценности, кроме книг (интересных лишь такому же, как он сам, библиофилу), не считал нужным запирать дверь. Второе — он вышел на минутку и сейчас вернется.

Используя представившуюся возможность, я подошел к столу, положил на него «Гудибраса», поднял журнал и открыл его. Журнал оказался дневником и раскрылся почти в середине. С изумлением смотрел я на красные пятна по краям страниц. Как будто кто-то листал дневник окровавленными пальцами. Взгляд мой упал на запись от 14-го марта: