Клинический случай - Карл Хайасен Страница 62

– И ты полагаешь, что подобные проявления расизма – привлекательная черта в муже?

– О, перестань, Джек. Он абсолютно безобиден. Просто иногда ему надо выпустить пар.

Я спрашиваю, какое отношение имеет скандал в загородном клубе к дню моего рождения в субботу, а она отвечает, что комитет как раз в этот день собирается рассматривать новые кандидатуры.

– Если я не буду сидеть рядом с Дэйвом, он может сказать то, о чем потом пожалеет.

– Хуже того, – подначиваю я, – есть шанс, что ему удастся подговорить остальных голосовать против чернокожих Палмеров. Я прав?

– У нас тут есть некоторые типы, которые славятся своей узколобостью, таких в каждом клубе хватает.

– Поэтому тебе надо оставаться с Дэйвом, чтобы держать его в узде?

– Скажем так, на публике он всегда считается с моим мнением. Мне жаль, сынок, но это важно.

– Не переживай. Встретимся в какие-нибудь следующие выходные, – говорю я. – А ты сторожи своего безвредного старого расиста.

– Хочешь что-нибудь особенное на свою сорок седьмую годовщину?

– То же, что и на прошлую, мам, – спокойствие, бальзам для чувствительных десен и новый телевизор.

– Только не говори мне, что ты и «Моторолу» выкинул с балкона!

– А еще я очень хочу узнать, когда сыграл в ящик мой старик. Пожалуйста.

– Джек, ну в самом деле, – в отчаянии вздыхает мать. – И что мне с вами обоими делать, хоть волосы на себе рви!

– Послушай, просто скажи мне, где это случилось. В каком городе?

– Не скажу.

– Тогда в каком штате?

– Ты меня за дурочку держишь? Ты думаешь, я не знаю, на что способны компьютеры?

– Ну тогда назови хоть часовой пояс. Мам, ну скажи хоть что-нибудь. Восточное время?

– Я звонила Анне – мне больно это говорить, но я очень беспокоюсь о тебе.

– Лучше побеспокойся о ней. Она выходит замуж за разжалованного продавца грузовиков, – говорю я. – И свадьба у нее в мой день рождения.

– Мне показалось, она очень счастлива, Джек.

– Ах так? За это я отправлю тебе один из его дрянных романов. Но есть и хорошие новости: вскоре я перестану писать некрологи.

– Да? – Мама хочет узнать подробности, прежде чем кидаться с поздравлениями. Я ухожу с телефоном на кухню на тот случай, если проснется Эмма.

– Когда? – спрашивает мать.

– Точно не известно.

– Но ты останешься работать в газете?

– Не совсем, но с газетой не порву. Довольно необычная работа.

– А поподробней?

– В двух словах, мам. Я жду, когда умрет один старый маразматик.

– Это совсем не смешно.

– Как сказать. Ему восемьдесят восемь, и он предложил мне обалденный план.

– Да, не сомневаюсь. Джек, а ты не думал снова сходить к доктору Полсону?

Вскоре после того, как Анна от меня ушла, я наврал матери, что пойду к психоаналитику. Я выискал имя Полсон на карте дорог Монтаны и наградил своего воображаемого консультанта дипломами Женевы, Гамбурга и Беллвью. Я делал вид, что хожу на прием два раза в месяц, и врал матери, что доктор просто гений и что он в восторге от моего стремительного прогресса.

– Я бы с удовольствием встретился с доктором Полсоном, – заверяю я, – но он, к сожалению, сейчас в отделении интенсивной терапии.

– Что случилось?

– Я не знаю деталей, но, похоже, один неуравновешенный пациент напал на него с промышленным прессом для чеснока. Такая трагедия.

В голосе матери появляется знакомый холодок.

– Ты бы послушал себя со стороны. Не сомневаюсь, что есть другие люди, к которым можно обратиться за помощью…

– Да, есть, – соглашаюсь я. – Ты, мам. Ты можешь сказать мне, что случилось с моим отцом.

Суровое молчание, затем она говорит:

– До свидания, Джек.

– Пока, мам. Удачи с кризисом Дэйва.

Девять утра. Хуан уже ушел, а Эмма отмокает в ванной. Я жарю яичницу и слушаю очередную порцию музыкальных вариаций с Эксумы. Не помню, как называется трек, который сейчас играет, – мне трудно сосредоточиться. Прелесть новизны исчезла, и теперь я просто упорно продираюсь вперед в надежде отыскать хоть какую-нибудь зацепку.

У кого-то была причина спрятать мастер-диск на яхте Джимми, но чем больше я слушаю, тем больше недоумеваю, зачем его прятать – или убивать из-за него людей. Некоторые песни вполне ничего, некоторые так себе, а некоторые просто отвратительны. Значит, мы снова упираемся в жестокую правду: проблема не в музыке, проблема в рынке. Если Клио Рио вознамерилась любым путем вернуть записи покойного мужа, возникает простой вопрос (ставящий меня в тупик): зачем? Тинейджеры – основные потребители компакт-дисков на планете – еще не умели ходить на горшок, когда «Джимми и Блудливые Юнцы» разбежались. Даже если предположить, что еще возможно найти остатки верных поклонников группы и разжечь былой огонь в их сердцах, я сильно сомневаюсь, что эта неподготовленная публика проявит хоть малейший интерес к подобревшему и присмиревшему Джимми, живому или мертвому. Если уж ты начал с трэшака, только трэшака фанаты от тебя и ждут. Кто станет платить деньги, чтобы посмотреть, как Дэвид Ли Рот [95]пытается петь, как Джеймс Тейлор?

Я не могу себе представить, что Клио рассматривает альбом умершего мужа как потенциальный платиновый диск или как нежелательную конкуренцию себе любимой. Вероятная прибыль от нового творения Джимми Стомы – это мизер по сравнению с тем, сколько огребет стройная вдовушка, когда выйдет ее собственный компакт, сингл из которого (с причинными местами и всем таким) крутят день и ночь по «Эм-ти-ви».

Итак, мотива я не нашел. И пока я не получил никаких известий от Дженет Траш, я пытаюсь убедить себя, что она была права – у Клио нет ни одной веской причины убивать Джимми, а значит, не будет никакой громкой статьи. А еще это значит, что Дженет, скорее всего, жива, что проникновения в ее дом и в мою квартиру никак между собой не связаны и что в офис шерифа и в контору Чарли Чикла звонила не самозванка, а сама Дженет. Это было бы замечательно.

Как и любому журналисту, мне нравятся тайны и загадочные убийства, но азарту приходит конец, едва начинают страдать невинные люди. Возможно, именно из-за того, что мне хочется верить, будто с Дженет все в порядке, я и склоняюсь к мысли, что ее брат утонул в результате несчастного случая; и что смерть Джея Бернса с этим никак не связана, а является закономерным результатом злоупотребления выпивкой и наркотой в плохой компании; и что спрятанный на борту «Рио-Рио» жесткий диск не доказывает ничего, кроме того, что Джимми Стома, как и многие другие музыканты, хотел любой ценой уберечь свой альбом от акул из звукозаписывающих студий и пиратов. Одному богу известно, где Принц [96]хранит свои мастер-диски.