Цвет крови - Деклан Хьюз Страница 60

Он напомнил мне политика, объявляющего о своей отставке. Он допил виски, двинулся к сервировочному столику и налил себе еще большую порцию, ничем не разбавляя.

— И чем станет эта четвертая башня? — спросил я. — Реабилитацией Говардов?

— Не думаю, что «реабилитация» — подходящее слово. Но «апофеоз» тоже будет некоторым перебором.

— Согласен. Еще бы знать, что это значит.

— Их восхождение на олимп. Их канонизация. Смейтесь сколько хотите, но когда Джон Говард построил первую башню, кое-кто в стране счел это богоугодным поступком, у других это ничего не вызвало, кроме злобы. Но он видел дальше, он видел… он видел будущее, мистер Лоу. Уже немодно восхвалять великих людей, но за свою жизнь я одного видел, и этим человеком был Джон Говард. Я помню день, когда впервые с ним встретился. Это было давно, во время игры. Я играл хукером за Бельведер, а Шейн в тот год был капитаном со стороны Каслхилла. Игра была так себе, грязное поле, множество штрафных. Разумеется, Каслхилл выиграл, во многом благодаря молодому Говарду, творившему невероятное. В регби ведь как — или у тебя это есть, или нет. И вот тогда я впервые увидел Джона Говарда, высокого, элегантного, в длинном пальто с красно-зеленым шарфом, в черной мягкой фетровой шляпе. Он был потрясающим. Находился в гораздо лучшей форме, чем парни на поле, а ведь ему тогда было уже около семидесяти. Знаете, как Питер О'Тул? И Бог мой, с ним два ангела, две девочки. Сандре тогда исполнилось лет четырнадцать, волосы распущены по спине, глаза как бриллианты, кожа персиковая… Боже, она была похожа на принцессу. На настоящую… принцессу.

Теперь Финнеган стоял у окна, немного покачиваясь и едва не расплескивая виски из стакана. Он наклонился вперед, к огню, поставил свой стакан на каминную доску и оставил там руку, как будто стакан был колышком, за который можно держаться. Я старался не дышать, ждал, когда он продолжит; холодная волна пробежала по моему телу. Я даже дрожал. Наконец, поскольку он продолжал молчать, погруженный в свои думы, я испугался, что наркотик отключит его прежде, чем он успеет что-то сказать, и заговорил:

— А ее сестра?

— Вы о чем?

— Сестра Сандры? Вы вспоминали, что видели Джона Говарда в первый раз с его двумя ангельскими девочками.

Финнеган посмотрел на меня удивленно, как будто я загадал ему загадку. Затем медленно покачал головой и осторожно снял стакан с виски с доски, поднес к губам, подержал несколько секунд, потом задумчиво посмотрел на него. Стакан будто бы зажил собственной жизнью, завораживающей Финнегана.

— Какая она была? — спросил я. — Сестра Сандры?

— Нет-нет. Нет. Мать Сандры.

— Мать Сандры? Вы сказали «две девочки», «две девочки Джона Говарда».

— Верно.

— Мать была одной из девочек?

— Ну да. Очень мило выглядела для своего возраста. В тот день я в первый раз увидел Говардов. И знаете, с того дня и до сегодняшнего дня нет ничего такого, чего бы я ради них не сделал…

Финнеган вернул стакан к физиономии, поднес к губам и опустошил, затем, спотыкаясь, отправился за добавкой. По дороге он рухнул в кресло, вяло помахал стаканом в направлении бутылки с виски на столике, затем водрузил его на подлокотник кресла, откуда тот свалился на пол. Голова Фенненгана завалилась на место, где только что стоял стакан.

Через несколько секунд он уже храпел, так что я мог приняться за то, ради чего пришел. На чердаке я обнаружил кучу старых дел и юридических книг. На первом этаже находились хозяйская спальня и две гостевые спальни, одна из которых, судя по всему, часто использовалась. По коллекции мужских журналов и полкам с учебниками по математике нетрудно было догадаться, что здесь останавливался Джонатан О'Коннор. Как и в его комнатах в Тринити, здесь на стене висел портрет Джона Говарда и фотография Медицинского центра Говарда. На сосновом письменном столе лежал ноутбук, и я подумал, не побывал ли он здесь сегодня. Но его ноутбук был серебристого цвета, этот же был белым. Я включил его и выяснил, что он принадлежит Эмили Говард. Тогда я вспомнил, что видел в ее комнате контуры компьютера на пыльном столе. Я посмотрел входящую почту и напал на электронный адрес, который узнал: maul@2ndphase.ie. Я открыл почту. Это было поздравление Эмили по поводу ее поступления в Тринити на медицинский факультет, и прислал его Деннис Финнеган.

Во второй гостевой спальне я увидел шкаф-витрину, своеобразный храм в честь сифилдского и ирландского регби, с фотографиями и газетными вырезками, школьными и клубными медалями самого Финнегана. Особое место было отведено Шейну Говарду и Ричарду О'Коннору. Имелось также несколько фотографий Дэвида Брэди, даже самого Финнегана, моложе, худее и не столь рыжего.

Я вошел в следующую дверь, чтобы осмотреть спальню Финнегана. Перерыл все шкафы и ящики. Там не нашлось ничего, кроме одежды, обуви и томов политических биографий. Я уже решил, что старался зря и все, что я надеялся найти, спрятано где-то в сейфе. Снова вернулся в храм регби. Под стеклянной витриной имелось два ящика, которые я сразу не заметил. Первый легко открылся и был полон всяких памятных мелочей вроде обрывков билетов на игры, начиная с шестидесятых и кончая семидесятыми, автографов Уильямса, Тони О'Рейлли и других великих регбистов прошлого, программок и значков. Второй ящик оказался заперт. Я поднялся на второй этаж, чтобы проверить, как там Финнеган. Он крепко спал. Я повернул его голову на бок на случай, если его начнет тошнить во сне, и двинулся в кухню на цокольном этаже, чтобы подыскать подходящий инструмент. Инструментов как таковых не нашлось. Я взял деревянный молоток и стальную точилку для ножей и отправился наверх, где с их помощью довольно бесцеремонно сломал замок и открыл ящик, иногда прерываясь, чтобы проверить, спит ли Финнеган.

Ящик был выстлан зеленым бархатом. На бархате покоились медали за регби. Я посмотрел на медали и сунул в карман одну, на обороте которой была гравировка с именем. Еще я взял серебряный именной браслет. Я задвинул ящик и постарался максимально уничтожить следы явного взлома. Затем взял ноутбук Эмили, спустился вниз и отнес молоток и точилку в кухню. На столе стоял набор ножей фирмы «Сабатье». Двух ножей не хватало. По дороге к машине я трогал пальцем медаль в моем кармане. На ее оборотной стороне гравировка: «Ричард О'Коннор». На браслете значилось: «Диабет, тип 1».