Календарь преступлений - Эллери Квин Страница 60

— Потому что…

— Потому что пилигримы отмечали его в октябре, — заключил Эллери. — Перед вами еще один жуткий пример искажения истории — еще один образчик нашего национального тщеславия. Если мы должны отмечать День благодарения, то давайте возблагодарим краснокожих, чью землю мы отняли. Давайте придерживаться фактов!

— Вы просто старая говорящая энциклопедия, Эллери Квин! — воскликнула Никки. — Меня не заботят ваши драгоценные «факты». Все, что я хотела, это отнести на День благодарения корзину с индейками и клюквой этим людям в Истсайде, что я делаю каждый год, так как они слишком бедны, чтобы завтра достойно пообедать в праздник. Тем более, что в этом году цены подскочили до небес и в стране много беженцев, которые должны изучить американские традиции. Кто же их научит, если не… К тому же один из них индеец!

— Почему же, Никки, вы сразу не сказали, что один из них индеец? — посетовал Эллери, опускаясь на пол рядом с Никки, которая, плача от злости, колотила по ковру. — Это ведь все меняет. — Он вскочил на ноги, внезапно проникаясь духом Дня благодарения. — Индейки! Клюква! Тыквенные пироги! Немедленно к мистеру Сисквенки!

Дело красноречивой бутылки отличалось особой мерзостью, достигшей апогея в самой мерзейшей из всех мерзостей — убийстве, однако сомнительно, что, даже если бы Эллери был прямым потомком матушки Шиптон, [126]кто-нибудь смог бы отменить благотворительную экспедицию или еще каким-нибудь образом испортить этот сверкающий день.

Ибо мистер Сисквенки из лавки за углом сделал несколько блистательных предложений относительно содержимого корзин, лицо мисс Портер сияло все ярче и весь Манхэттен сверкал в снежном праздничном одеянии, когда древний «дюзенберг» Эллери медленно продвигался по Истсайду.

Эллери таскал тяжелые корзины по средневековым коридорам, пока у него не заболели руки, но протестовала только плоть — на душе становилось все легче, когда они стучали в двери О'Кифов, дель Флорио, Коэнов, Уилсонов, Олсенов, Уильямсов, Померанцев, Джонсонов и слышали радостные крики маленьких Пэт, Сэмми, Антони, Ольг, Кларенсов и Петуний.

— Но где же индеец? — осведомился Эллери, когда они сидели в машине и Никки сверялась со списком.

Солнце клонилось к закату, по «дюзенбергу» ползали многочисленные маленькие оборвыши, но день все равно был замечательный.

— Вот, — сказала Никки. — Орчард-стрит. Она, конечно, не настоящая индианка, Эллери, но в ней есть кровь индейцев — кажется, ирокезов. Она последняя в списке.

— Ну, я не уклоняюсь от визита, — нахмурился Эллери, ведя старый «дюзи» сквозь юность Америки. — Правда, я бы хотел…

— Заткнитесь. Мамаша Кери — симпатичнейшая старая леди. Она скребет полы, чтобы заработать на жизнь.

Но в доме на Орчард-стрит, под пожарными лестницами, они обнаружили только дворника.

— Старая карга здесь больше не живет, — сообщил он.

— О боже! — огорчилась Никки. — Куда же она переехала?

— Я только знаю, что вчера она неожиданно убралась отсюда со своим барахлом. — Дворник сплюнул, едва не попав на туфлю Никки.

— А вам известно, где работает старая леди? — спросил Эллери, едва не попав ногой по ботинку дворника.

Тот поспешно убрал ногу.

— По-моему, она постоянно прибирает в забегаловке какого-то лягушатника возле Канал-стрит.

— Вспомнила! — воскликнула Никки. — Ресторан Фуше, Эллери. Она работает там много лет. Поехали туда — может, там знают ее новый адрес.

— Поехали! — весело согласился Эллери, который был настолько очарован чудесным днем, что внутренний голос на сей раз подвел его.

* * *

Ресторан Фуше находился совсем рядом с Канал-стрит, в нескольких кварталах от Главного полицейского управления. Зажатый между пуговичной фабрикой и конторой судового поставщика, он казался испуганным проносящимися мимо машинами. Внутри обнаружилось несколько круглых столиков, покрытых клетчатыми клеенками, бар, стены, украшенные довоенными французскими рекламами путешествий, резкий, острый запах и кассирша по имени Клотильда.

На большой груди Клотильды красовалась большая камея, в волосах — большая черная бархатная лента, а во рту — большой золотой зуб.

— Старуха, которая здесь убирает? — переспросила она, сверля Никки проницательными черными глазами. — Узнайте у месье Фуше. Он сейчас придет.

— Если пилигримы могли есть угрей, — бормотал Эллери, просматривая меню, — то почему бы нам не съесть escargots? [127]Никки, давайте пообедаем здесь.

— Ну, — с сомнением промолвила Никки, — раз уж нам все равно придется ждать мистера Фуше…

Официант с длинной унылой физиономией проводил их к столику. Эллери начал горячо обсуждать с ним меню, но Никки не обращала внимания — она была слишком занята обменом краткими женскими взглядами с Клотильдой. Дамы явно друг другу не понравились. Клотильда не сводила глаз с Никки, и той стало не по себе.

— Эллери… — начала Никки.

— Только самое лучшее! — крикнул Квин вслед официанту. — Куда он убежал? Я еще не распорядился насчет вина. Пьер!

— Un moment, monsieur, [128]— послышался голос длиннолицего официанта.

— Знаете, Никки, менее пяти процентов производимого в мире вина может быть названо хорошим вином…

— Эллери, мне не нравится это место, — сказала Никки.

— Остальное просто pour la soif… [129]

— Давайте не будем тут обедать, Эллери. Только узнаем насчет мамаши Кери и…

Эллери казался удивленным.

— Я думал, Никки, вам нравится французская кухня. Итак, закажем самое дорогое и изысканное вино. Пьер! Куда, черт возьми, он подевался? Сотерн [130]с самым лучшим букетом…

— Ой! — взвизгнула Никки и виновато умолкла. Это оказался всего лишь Пьер, дышавший ей в затылок.

— В конце концов, это особый случай… А, вот и вы. La carte des vins! [131]Ладно, не имеет значения. Я знаю, чего хочу. — И Эллери торжественно произнес: — Бутылку «Шато д'Икан»!

Унылое выражение исчезло с лица официанта, как по волшебству.

— Но, месье, — пробормотал он, — «Шато д'Икан» — дорогое вино. Мы не держим таких прекрасных вин в нашем погребе.

Говоря это, Пьер умудрился создать впечатление, как будто только что произошло нечто чрезвычайно важное. Никки с тревогой покосилась на Эллери, дабы убедиться, что он уловил странную интонацию официанта, но Эллери всего лишь выглядел сокрушенным.