Тайник - Элизабет Джордж Страница 60

Он остановился, то же сделала Валери. Они стояли на лужайке. Внезапный порыв ветра принес с собой запах моря, а с ним прилетели и воспоминания о том, что произошло в бухте совсем недавно.

— Ты думаешь, Вэл, — сказал Кевин через добрых тридцать секунд после своего последнего замечания, на которое жена так и не ответила, — что Генри приходил узнать насчет завещания?

Она отвернулась, зная, что он по-прежнему смотрит на нее, точно пытаясь прочесть ее мысли. Обычно ему удавалось ее разговорить, ведь на двадцать восьмом году брака она любила его так же, как в тот первый день, когда он сорвал одежду с ее трепетавшего от желания тела и овладел ею. Она знала, что значит мужчина в жизни женщины, и страх потерять его тянул ее за язык, подбивая рассказать мужу о том, что она натворила, и попросить у него прощения, хотя она и поклялась себе молчать, чтобы не сделать хуже.

Но одного притяжения взгляда Кевина было для нее недостаточно. Он заставил ее подойти к краю пропасти, но столкнуть ее вниз, навстречу неминуемой гибели, было не в его власти. Она по-прежнему молчала, и тогда он продолжил:

— Было бы странно, если бы он не пришел. Все это до того чудно, что поневоле напрашиваются вопросы. И если он их не задаст…

Кевин повернул голову в направлении утиного пруда, где на маленьком утином кладбище покоились искалеченные тела ни в чем не повинных птиц. Он заговорил снова:

— Есть много вещей, которые для мужчины означают власть, и, если у него забирают эту власть, вряд ли он отнесется к этому спокойно. Потому что тут не отмахнешься, не скажешь: «Ну и подумаешь, не больно-то и нужно». Мужчина, который обрел свою силу, так не скажет. Не скажет и тот, кто свою силу потерял.

Валери тронулась с места, решив, что больше не позволит мужу пронзить ее взглядом, точно бабочку, снабдив этикеткой «Женщина, нарушившая клятву».

— Думаешь, в этом все дело, Кев? В том, что кто-то расстался со своей властью? Из-за этого весь шум?

— Не знаю, — ответил он. — А ты?

Хитрая женщина на ее месте сказала бы: «А мне-то откуда знать?» — но Валери никогда не отличалась таким качеством, как хитрость. Она хорошо знала, почему муж задает ей этот вопрос, и знала, куда заведет их ее прямой ответ — к пересмотру данных обещаний и обсуждению сделанных выводов.

Но помимо того, что Валери не хотелось обсуждать с мужем, оставались ее собственные чувства, которые тоже следовало принять во внимание. Нелегко жить с сознанием того, что на тебе, быть может, лежит ответственность за смерть хорошего человека. Заниматься повседневными делами с таким грузом на душе само по себе испытание не из легких. А жить при этом бок о бок с человеком, которому известно о твоей вине, и вовсе невыносимо. Так что оставалось только петлять и заметать следы. Поэтому любой поступок казался Валери шагом к поражению, началом долгого пути нарушения заветов и отказа от ответственности.

Больше всего ей хотелось повернуть колесо времени вспять. Но это было не в ее власти. Поэтому она продолжала ровным шагом идти к коттеджу, где обоих ждала работа, позволявшая им отвлечься от пропасти, отдаляющей их друг от друга.

— Ты видел того человека, который разговаривал с мисс Бруар? — спросила она у мужа. — Хромого? Она повела его наверх. Поминки тогда почти кончились. Раньше я его здесь не видела, вот и подумала… Может, это ее доктор? Она ведь больна. Ты знаешь это, Кев? Она пыталась скрыть, но ей стало хуже. Жалко, что она не хочет говорить об этом. Тогда бы я больше ей помогала. Понятно, почему она молчала раньше, пока он был жив, — расстраивать его не хотела, — но теперь, когда его не стало… Мы могли бы многое сделать для нее, ты и я. Если бы она нам позволила.

Они оставили лужайку позади и пересекли подъездную аллею, выгнувшуюся прямо перед их домом. С Валери во главе они подошли к входной двери. Валери готова была шагнуть через порог, снять пальто, повесить его на вешалку и заняться повседневными делами, но тут ее остановили слова Кевина:

— Когда ты перестанешь врать мне, Вэл?

Слова заключали в себе тот самый вопрос, на который ей рано или поздно пришлось бы отвечать. Был в них и намек на изменение их отношений, и в другое время, чтобы доказать, что это не так, она просто дала бы мужу прямой и искренний ответ. Но сейчас ей не пришлось ничего говорить, потому что из кустов, росших по краю тропы, которая вела в бухту, вышел тот самый человек, о котором Валери говорила раньше.

С ним была рыжеволосая женщина. Увидев Даффи, они перекинулись несколькими торопливыми словами и направились к ним. Мужчина отрекомендовался как Саймон Сент-Джеймс и представил свою жену Дебору. Объяснив, что они приехали на похороны из Лондона, он попросил Даффи уделить им несколько минут.

________

Новейший из анальгетиков, тот, который ее онколог называл «последним словом», уже не в силах был убить зверскую боль в костях Рут. Очевидно, настало время подключить морфин, то есть физически оно настало. Но ее разум еще не был готов сдаться и отказаться от контроля над собственным концом. И до тех пор пока это не произошло, Рут намеревалась жить так, словно болезнь не безумствовала в ее теле, как банда головорезов, оставшихся без предводителя.

В то утро она проснулась от сильнейшей боли, которая не уменьшалась в течение всего дня. Поначалу ей удалось до такой степени сосредоточиться на долге перед братом, его семьей, друзьями и общиной в целом, что она почти не обращала внимания на огненные тиски, которые сжимали ее тело. Но когда люди один за другим начали откланиваться, ей стало все труднее игнорировать боль, которая изо всех сил старалась привлечь ее внимание. Чтение завещания помогло ей немного отвлечься. Последовавшие за ним события тоже.

Ее перебранка с Маргарет оказалась, благодарение богу, на удивление короткой.

— Я разберусь во всей этой путанице позже, — негодующе выпрямившись, заявила ей невестка с таким лицом, как будто ей сунули кусок тухлого мяса под нос — А сейчас я хочу знать, кто они, черт возьми, такие.

Рут знала, что Маргарет имеет в виду двух наследников Ги, которые не были его детьми. Она предоставила Маргарет всю информацию, которую та требовала, и проследила, как она выплыла из комнаты, чтобы, вне всякого сомнения, затеять юридическую баталию, исход которой представлялся Рут весьма сомнительным.

Потом наступила очередь остальных. С Фрэнком Узли все прошло удивительно гладко. Когда она подошла к нему и, заикаясь от смущения, заговорила о том, что наверняка что-то еще можно сделать, поскольку ее брат совершенно недвусмысленно высказывался по поводу музея, Фрэнк ответил:

— Не утруждайте себя этим, Рут.

И без всякой злобы откланялся. И все же он наверняка был сильно разочарован, ведь они с Ги вложили в этот проект столько времени и сил, поэтому она задержала его и сказала, что положение не безнадежное, что они вместе придумают, как воплотить в реальность его мечту. Ги знал, как много значил для Фрэнка этот проект, и наверняка хотел… Но продолжать она не могла. Она не могла предать брата и его планы, так как сама еще не понимала, что именно он сделал и почему.