Три цвета крови - Чингиз Абдуллаев Страница 6

Ресторан «Арагви» по-прежнему таил в себе необъяснимоеочарование. Уже появились рестораны высшего класса, включающие в свои меню всюгамму вкусовых ощущений от японской камамуши до испанской паэльи. Уже появилисьфранцузские, турецкие, немецкие повара, сочетающие мастерство с особым изыскомв оформлении блюд. Но «Арагви» оставался тем же самым легендарным рестораном,залы которого хранили память о многих знаменитостях, любивших обедать в этом,одном из самых престижных заведений ушедшего времени. При «Хозяине» ресторансчитался не просто престижным, он был по-настоящему элитарным, чья кухняславилась по всей стране. В семидесятые годы здесь любили сиживать «Цеховики»,обладавшие невероятными по тем масштабам деньгами. И, наконец, в девяностые«Арагви» стал просто обычным традиционным недорогим рестораном, каких быломного по всей Москве. Но само его название и легенды, с ним связанные,оставались своеобразной визитной карточкой многими любимого заведения.

И в этот раз Давид Алексидзе обедал, как всегда, в левомзале. Ему нравился этот зал, расписанный картинками из жизни его родногоТбилиси, по которому он так тосковал. В те дни, когда они уходили из города, ондаже не мог представить себе, что покидает свой любимый Тбилиси на столько лет.Они уходили, отстреливаясь, оставаясь свидетелями и участниками кровавогокошмара, который пришел в конце девяносто первого года и назывался гражданскойвойной.

Тогда он отступал со сторонниками бывшего президентаГамсахурдиа.

Полковник госбезопасности Давид Алексидзе никогда не былгорячим поклонником свергнутого президента. Более того, когда Гамсахурдиачислился диссидентом, сам Алексидзе был по другую сторону барьера, уже в званиистаршего лейтенанта в органах госбезопасности Грузии. Так продолжалось до тогомомента, пока бывший правозащитник и бывший раскаявшийся диссидент ЗвиадГамсахурдиа не был избран президентом. А Давид Алексидзе стал одним изруководителей его личной охраны.

Алексидзе искренне считал, что служит не президенту, асвоему народу, избравшему этого человека на столь высокий пост. И оставалсяверен ему даже тогда, когда большинство его бывших друзей перешло на другуюсторону. В трагические декабрьские дни девяносто первого полковник ДавидАлексидзе защищал до последней возможности законно избранного президента, азатем ушел вместе с его отрядом. Лишь когда они покинули Грузию, он посчиталсебя вправе уйти и сказал об этом свергнутому Гамсахурдиа. Тот обиженноответил, что никого не собирается удерживать. С тех пор бывший полковник КГБДавид Алексидзе жил в Москве. Ему было сорок три. С тех пор прошло четыре года.Он постарел, похудел.

Черты лица заострились, красивая черная шевелюра поседела,над переносицей появились глубокие морщины.

Сначала было трудно, очень трудно. Но постепенно жизньналаживалась, друзья помогли устроиться в один из коммерческих банков, и черезгод он стал руководителем службы его охраны. Приобрел автомобиль. Еще через годкупил квартиру в столице и вызвал семью, которую не видел несколько лет.

Теперь, сидя за столиком, он молча слушал своегособеседника, не пытаясь прервать его многословную речь.

— Поймите меня правильно, — вкрадчиво говорил тот, — намнужны такие люди, как вы. Храбрые и смелые. Вы уже столько лет в Москве, атолько в прошлом году смогли купить двухкомнатную квартиру на окраине города ивызвать сюда семью. И это с вашим колоссальным опытом! Работать в охранекоммерческого банка — не для людей такого масштаба, как вы, уважаемый Давид.

Алексидзе молча жевал хлеб.

— Мы гарантируем вам возвращение на родину, — убеждалсобеседник, — устройство на работу по специальности. И, наконец, неплохиеденьги, которые всегда могут пригодиться.

Алексидзе продолжал молча есть, глядя в лисье лицо сидевшегоперед ним человека. Тот ошибочно принял молчание за согласие. Люди,подверженные низменным страстям, всегда охотнее видят в другом человеке своеподобие, чем берутся предполагать обратное. Порочный человек убежден, чтоподобной порочностью заражены все вокруг и трудно найти чистую душу.

— Значит, мы договорились? Алексидзе положил вилку,отодвинул тарелку, спокойно поднял бокал вина.

— Нет, — коротко сказал он, медленно выпивая вино.Собеседнику пришлось терпеливо ждать, пока он допьет свой бокал.

— Почему? — немного нервно спросил он. — Что вас неустраивает? Вы вернетесь в свой город, получите работу, снова будете жить всвоем доме. И за это вам еще будут платить. Что же вам еще нужно?

— Мне не нравится, что подобное предложение исходит от вас,— честно сказал Алексидзе, — я догадываюсь, почему вы так хотите, чтобы явернулся в Грузию. Но вы, видимо, ошиблись и сделали не правильные выводы измоей биографии.

— Нам ничего не рассказывали, — очень тихо произнеснеприятный тип, осторожно оглядываясь по сторонам, — мы просто считали, что вызахотите вернуться в Тбилиси.

— Но не таким путем. Вы хотите, чтобы я стал вашимсообщником или компаньоном. Думаете, я ничего не понимаю? Узнали, что я работалв охране Звиада Гамсахурдиа, и решили, что могу стать вашим сообщником, так какне люблю нынешний режим в Грузии. А я служил не Гамсахурдиа. Я просто работал вохране президента. И никогда и ни за что не буду работать на таких, как вы.Даже если мне не очень нравятся те, кто сидит сегодня в Грузии. И даже еслибуду умирать с голода и нуждаться в куске хлеба.