Часовщик с Филигранной улицы - Наташа Полли Страница 6

Учебный год уже подходил к концу. Глициния карабкалась вверх по высоким стенам из песчаника, казавшегося золотистым в свете почти летнего солнца. Пронзительно-голубое небо, горячие булыжники мостовой – Грэйс взъерошила волосы, ощущая себя филистимлянкой, жаждущей дождя.

Когда наступала зима, ей всегда казалось, что она любит лето. Однако спустя неделю хорошей погоды выяснялось, что это не так: от жары ей было дурно. На небе не было и, похоже, не предвиделось ни единого облачка, и Грэйс решила, что разумнее всего провести день в библиотечной прохладе, за книгой, которую она заказала для себя на прошлой неделе. Прежде чем браться за задуманный эксперимент, ей хотелось посмотреть, как это делали до нее. По дороге в библиотеку ей стало еще жарче, капельки пота катились по спине, и она с сожалением думала о том, как славно было бы, если бы библиотечные правила позволяли во время работы потягивать холодный лимонад.

Пересекая площадь перед главным входом в Бодлианскую библиотеку, она видела, как на стенах трепещут от горячего ветра афиши, зазывающие на балы в колледжах и театральные постановки. На театре она навсегда поставила крест после чудовищной прошлогодней постановки «Эдуарда II» в Кэбле. Эдуарда изображал профессор античной истории, а Гавестона играл студент. Грэйс не возражала против того, чтобы профессора-античники и их студенты занимались театром в свое свободное время, но не готова была платить шиллинг за это зрелище. Осторожно поправив свои накладные усы, Грэйс взбежала по ступеням Камеры Рэдклиффа. В подвале Камеры располагался самый темный во всей библиотеке читальный зал. Грэйс поздоровалась с привратником при входе. Тот, не ответив на ее приветствие, преградил путь другой молодой женщине, которая проявила неблагоразумие, не стащив одежду у одного из своих приятелей.

– Послушайте, мисс, куда это вы направляетесь? – миролюбивым тоном обратился он к ней.

Девушка озадаченно моргнула, но тут же сообразила, что у нее нет провожатого.

– Ох, да, действительно. Извините, – сказала она, поворачиваясь к нему спиной.

Подняв бровь, Грэйс стала спускаться по винтовой лестнице. Ей всегда казалось странным, что кому-нибудь может прийти в голову соблюдать правило о недопущении в библиотеки женщин без сопровождения. Ведь каждому, включая профессоров, студентов и даже прокторов, было хорошо известно, что если на табличке написано: «По газонам не ходить», то кто-нибудь непременно станет скакать по траве. И так поступит любой человек, понимающий, что такое Оксфорд.

Читальный зал находился в круглом помещении, и, соответственно, вся мебель в нем располагалась по кругу. Все книжные шкафы были одинаковы, и даже теперь, в конце своего четвертого, выпускного года здесь Грэйс не сразу смогла найти конторку библиотекаря. Прежде она ориентировалась по указателям на колоннах, обозначавшим предмет, которому посвящены книги на расположенных рядом полках, но в прошлом месяце теологическую секцию передвинули. Наконец, найдя взглядом конторку, Грэйс пересекла зал по выложенному плиткой полу и шепотом попросила выдать ей книгу. Она заказывала книги на имя Грэгори Кэрроу, престарелого родственника, окончившего университет несколько десятилетий назад, однако библиотекари никогда не сверяли имена на карточках, требуя лишь, чтобы предъявитель являлся студентом или выпускником Оксфорда.

– «Американский научный журнал» – для чего вам это надо? – слегка раздраженно спросил библиотекарь, вручая ей книгу. Подобно музейным хранителям, библиотекари терпеть не могли, когда кто-нибудь прикасался к их сокровищам. Они явно предпочли бы, чтобы в университете вообще не было студентов.

Грэйс улыбнулась:

– Мне нужно заполнить книгами полки дома. Эта займет много места.

Он заморгал.

– Выносить книги из библиотеки запрещается.

– Да, – сказала она, – я знаю. Я построила для себя секретный подвальчик. Спасибо, – добавила она, забирая книгу.

В библиотеку не разрешалось проносить еду, но у нее в кармане была спрятана пара кусочков запрещеного печенья. Рискованно, конечно, так как подобные преступления карались отлучением от пользования библиотекой на двадцать четыре часа, но это было необходимо. Колледж Леди-Маргарет-Холл находился достаточно далеко от центра Оксфорда: Грэйс примерно с тем же успехом могла бы отправиться в Брайтон, а до конца триместра оставалось совсем немного времени, и она не могла себе позволить терять бесценные часы на дорогу в колледж и обратно, чтобы пообедать.

Кроме того, ей пришлось ждать больше недели, чтобы получить заказанный том. В Бодлианской библиотеке хранятся все книги, изданные со дня ее основания, но лишь наиболее востребованные из них находятся непосредственно на полках. Штабеля редко используемых книг сложены на полу подземного хранилища, намного превосходящего по размеру читальный зал, а совсем уж непонятные вещи отправляются в запасники, устроенные в старых оловянных шахтах в Корнуолле, и доставляются в Оксфорд поездом, если на них приходит запрос. Еще сложнее, чем к американским научным журналам, было получить доступ к первым копиям ньютоновских Principia, прикованным цепями к столам в рукописном отделе библиотеки: для пользования ими требовалось письменное разрешение тьютора.

– То-то я никак не мог найти свой новый пиджак, Кэрроу.

Грэйс повернулась в своем кресле и взвизгнула, когда Акира Мацумото сорвал с нее фальшивые усы.

– Ты и без них вполне убедительно изображаешь мужчину, – сказал он, садясь напротив нее и щелчком отбрасывая усы в сторону.

Грэйс пихнула его под столом ногой. У нее болела губа. Она сделать ему замечание, чтобы он говорил потише, но вдруг сообразила, что в зале не было никого, кроме них двоих и библиотекаря. Все остальные наслаждались солнечной погодой снаружи. Поэтому, передумав, она спросила:

– А что ты здесь делаешь? Я думала, ты корпишь над японской поэзией в Верхней читальне. Или, может, ты хотел позаимствовать мои усы, чтобы они тебя впустили?

Мацумото улыбнулся. Этот рафинированный сынок японского аристократа был не столько студентом, сколько баснословно богатым туристом. Он числился в Новом колледже, пользовался возможностями, предоставляемыми университетом, но, насколько было известно Грэйс, не учился, а только оттачивал свой и без того безукоризненный английский и занимался переводом японских стихов. Он уверял, что это сложная и очень важная работа. Однако, чем больше он на этом настаиал, тем больше Грэйс убеждалась в эфемерности его занятий.