Спарта. Игра не на жизнь, а на смерть - Леонид Петропольский Страница 6

— Погоди, — остановил ее капитан. — Пошли на балкон, поговорим.

Вышли на балкон. Этаж был высокий, перед ними расстилалась панорама спального района.

— Представь себе, что ты задумала покончить с собой… — начал участковый.

— Типун тебе на язык! — отозвалась Липатова.

— Что ты выберешь? Сигануть отсюда, где от тебя гарантированно мокрого места не останется, или бить какое-то пошлое стекло в мужской раздевалке спортзала, резать о него лицо в семи местах…

— В восьми. Я читала отчет.

— Хорошо, в восьми. Но ты же девочка, ты боишься боли, боишься быть некрасивой. И прыгать с третьего этажа… Никакой гарантии на перелом шеи не было, ей просто повезло. Кстати, по статистике самоубийцы прыгают в верхней одежде. А она в чем была, в том и вышла…

— Вчера ты обещал не впадать в истерику из-за каждого самоубийства, — напомнила Липатова. — А сегодня все изменилось? Закрывай дело, Крюков, или я сама его закрою.

Тут дверь открылась, и на балконе появилась запыхавшаяся Тоша.

— Привет, ты откуда такая? — спросила Липатова.

— Из морга, — ответила Тоша.

— Излагай, — предложил ей Крюков.

— В общем, на теле покойной нашлись следы избиения, — сообщила Тоша. — Сломанное ребро, а на лице — незажившие гематомы.

— Срок?

— Несколько недель. Точнее не скажу.

— Может, это авария? — спросила Липатова. — Или спортивные травмы?

Тоша покачала головой:

— Если только она боксом не занималась.

Крюков покрутил головой:

— Неужели сто десятая статья? Доведение до самоубийства? Прошу разрешения изучить. В честь того, что вы сегодня совершенно неотразимы.

Липатовой перспектива нового расследования совершенно не нравилась. Но делать было нечего.

— Работайте, — разрешила она. — У вас две недели. Насчет неотразимости — у Машки сегодня отчетный концерт, Малый зал консерватории. Так что прости, что не в кедах.

— Спасибо, Ань, — проникновенно сказал Крюков.

— Да пошел ты, — буркнула Липатова и удалилась.

А Тоша заинтересованно спросила:

— Что, правда, у вас в студенчестве был роман?

— Ну, ты же вечно замужем, — ответил Крюков, после чего крикнул в глубь квартиры: — Сёма! Ну, что там, записки предсмертной не нашли?

— Не-а! — сообщил эксперт Сёма, подойдя к балконной двери. — Люблю такие квартирки. У меня прихожая больше.

— А ты, случайно, не олигарх? — поинтересовался Крюков.

— Я принципиально не олигарх, — ответил эксперт.

…В кабинете директора школы Людмила Царева листала фотоальбом, взятый Крюковым из квартиры погибшей учительницы. Особенно ее привлекла фотография, где Истомина, абсолютно счастливая, сидела на диване, вся заваленная цветами.

— Да, я помню, Настя рассказывала, — говорила Царева. — Ребята устроили ей день рождения, решили ее так поддержать…

— А разве она не в июле родилась? — удивился капитан.

— В том-то и дело, понимаете? Они решили, что ей нужен праздник. Придумали специальную вечеринку, родители Кристины Суворовой разрешили использовать свой загородный дом. Ребята учили номера на английском, сделали капустник… Настя плакала от счастья, и мы все ей ужасно завидовали. Какой кошмар, Игорь Андреевич, какой кошмар…

— А здесь почему-то Барковского нет, — заметил Крюков. — Подпись на альбоме есть, а фотографии нет.

Царева еще раз перелистала альбом.

— Да, и правда нет, — удивилась она. — А! Так он, наверно, фотографировал. Он уникальный совершенно мальчик. Во-первых, говорит по-английски как на родном. Во-вторых, учится блестяще: все легко схватывает, не боится дискутировать с преподавателями. И абсолютно самостоятельный, сформировавшийся человек. Знаете, такой вот мужичок.

— Счастье для учителя, правда? — заметил Крюков.

— Я уверена, что для Анастасии Николаевны, как для классного руководителя, такой ученик был просто подарком, — заявила Царева.

Выйдя из кабинета Царевой, капитан очень удачно натолкнулся на физрука Баграмова.

— Здравствуйте, Владимир Ованесович! — приветствовал он физрука. — Как раз к вам направляюсь.

— Ко мне? Зачем? — Баграмов не мог скрыть свой испуг.

— Хочу посмотреть на то место, где произошло печальное событие.

Прошли в спортзал, где шел урок: молодая учительница занималась с одним из начальных классов. Крюков сел на скамью и потребовал:

— Рассказывайте.

Баграмову ничего не оставалось, как сесть рядом и начать говорить.

— Ну, шел урок… Девочки отпросились… Мальчики по программе… Там у нас прыжки были… через козла… Ну вот… я проводил обучение… Тут вошла Анастасия Николаевна, крикнула что-то…

— Что?

— По-моему… «Здравствуйте!».

— Неожиданно. И что потом?

— Потом… побежала в раздевалку, и я услышал… звон стекла… Понимаете, я думал, что кто-то мячом попал, я думал, что… Пошел смотреть, а там…

— А почему она побежала именно в мужскую раздевалку?

Баграмов беспомощно развел руками:

— Я не знаю…

— Там был кто-то из учеников?

— Кажется, нет…

— А почему вы меня боитесь?

Этот вопрос напугал физрука еще больше.

— Почему вы так… — лепетал он. — Я не боюсь, просто мне… полтора года до пенсии… понимаете…

— Понимаю, — заверил его Крюков. — Я тоже когда-то был следователем прокуратуры. А теперь в участковые сослали. Были когда-то и мы рысаками, Владимир Ованесович. Так что прекрасно вас понимаю. Я пойду в раздевалку, осмотрюсь. Не возражаете?

Баграмов и не думал возражать; он был заранее согласен на все.

Капитан вошел в раздевалку, огляделся. Выглянул в окно. Прошептал:

— Глупость какая…

…Следующим местом в школе, где он успел побывать в этот день, стал компьютерный класс. Там как раз занимались одиннадцатиклассники. Они сидели перед мониторами, увлеченные происходящим на экранах. Судя по лицам учеников, происходящее доставляло им большое удовольствие; многие улыбались. Крюков наблюдал за ними сквозь стекло комнаты преподавателя.

— Хорошие какие лица у ребят, — заметил он стоявшему рядом учителю информатики Игнату Антоновичу Лапикову. — Да, я тут наводил справки… Вас считают талантливым программистом, а некоторые утверждают, что вы не последний хакер в этом городе.

— Это все в прошлом, — заверил Лапиков.

— Как скажете. Но странно, что вы, с вашей квалификацией, торчите здесь, в школе, за полставки.