Как убивали Бандеру - Михаил Любимов Страница 6

После войны Конон поступил в Институт внешней торговли, окончил его и остался преподавать китайский язык в стенах альма-матер.

В 1952 году ему сделали предложение перейти на работу в разведку, которое он охотно принял, – тогда ему было 30 лет. Подготовку он проходил по сокращенной программе, ибо язык знал в совершенстве. В 1954 году Молодый прибыл по фальшивому паспорту в Канаду, где достал метрику умершего канадца финского происхождения Гордона Арнольда Лонсдейла и присвоил себе его имя.

В 1955 году новоиспеченный канадский гражданин приехал в Лондон и записался на курсы китайского языка в Школе стран изучения Востока и Африки при Лондонском университете и на средства КГБ открыл собственный бизнес, став директором нескольких компаний по прокату игральных, музыкальных и торговых автоматов. Как он потом сообщил в интервью с журналистом, «напомню: весь оборотный капитал и прибыль моих четырех фирм (а это миллионы фунтов стерлингов!), умножаемые каждый год не без моей помощи, были «социалистическим имуществом».

На курсах вместе с Молодым училось множество западных разведчиков, один сокурсник как-то сказал ему: «Гордон, наверное, кроме нас с вами, остальные здесь все шпионы».

В Лондоне Лонсдейл имел на связи ценных агентов – клерка в Управлении подводных вооружений в Портленде Гарри Хафтона и его любовницу Этель Джи, работавшую там же, от них регулярно поступала совершенно секретная информация о противолодочной обороне и ядерных подводных лодках.

До Лонсдейла советские разведчики работали с Хафтоном «под польским флагом», но затем решили перейти под «советский флаг» и признались, что они русские и служат в нашем посольстве в Лондоне. Хафтон заметил, что он уже давно сомневался в том, что с ним контактируют поляки: он немного знал польский, долго жил в Варшаве и наши «поляки» постоянно «прокалывались» в разговорах, никак не реагировали на польские идиоматические выражения, которые он знал, уклонялись от перехода на польский язык.

Интересно, что Лонсдейл не хотел, чтобы Хафтон знал о его нелегальном положении, и представился как сотрудник советского посольства. Однако Хафтон, наученный горьким опытом с «поляками», не поверил ни в русское происхождение Молодого, ни в его принадлежность к советской разведке: на английском он говорил как на родном, по-западному одевался и имел хорошие манеры джентльмена, этим он резко отличался от посольских товарищей.

Собственно, Хафтон и явился косвенной причиной провала Лонсдейла в 1961 году: он был завербован в Польше с участием польской разведки (отсюда и «польский флаг»), а через несколько лет поляк, знавший об этом, деранул на Запад и выдал агента.

Англичане очень тщательно подготовили операцию по захвату Лонсдейла, арестовали и его радистов – чету Крогеров (Коэнов), старых нелегалов, работавших до этого в США с Абелем по добыче атомных секретов. На суде Лонсдейл держался мужественно, не признал ни своей вины, ни принадлежности к КГБ. Он получил срок – 25 лет, более трех лет просидел в тюрьме и в 1964 году был обменен на английского бизнесмена Винна, арестованного за связь с английским шпионом, полковником ГРУ Пеньковским.

Нелегалов, особенно посидевших в тюрьме, не принято выдвигать на повышение, и Конон Молодый, как и Абель, занимался преподавательской работой, написал по заданию КГБ и издал на Западе книгу мемуаров «Шпион». Молодый неожиданно умер в 1970 году, ему было только 48 лет…

Речь шла лишь о разведчиках-нелегалах, о которых по той или иной причине стало известно. А сколько героев осталось в тени!

Мне довелось крепко дружить с Виталием Шлыковым, мы учились на одном курсе в МГИМО, там у нас сложилась небольшая компания. По окончании института меня взяли в МИД (через год я перешел в разведку КГБ), а Виталия рекрутировало Министерство обороны, определив его в нелегальную разведку ГРУ. Виталий родом из Воронежа, весьма бедно жил в коммунальной комнате вместе с мамой (лет через 15 министерство сделало ему квартиру). Мы частенько проводили время в компании прелестных девочек (он до них был весьма охоч, о себе из скромности молчу), ездили купаться в Химки, трапезничали и у меня, и у него. Отметим, что Шлыков пил очень мало, говорил, что у него от спиртного болит голова. Спецподготовку он проходил на отдельных конспиративных квартирах, и, вернувшись из Англии, я очень удивился, услышав его безукоризненную английскую, точнее американскую, речь (в институте он изучал немецкий). Мы никогда в жизни не обсуждали оперативные вопросы, хотя были прекрасно осведомлены, кто где работает. Однажды Виталий исчез почти на год, впоследствии оказалось, что его арестовала швейцарская полиция и он несколько месяцев просидел в тюрьме – ею оказался знаменитый Шильонский замок, воспетый Байроном. Швейцарцам не удалось установить его виновность, его выпустили. Гораздо позже арестовали двух наших агентов в ЮАР – чету Герхардов, передававших нам секреты ядерного вооружения ЮАР. Оказалось, что с ними поддерживал связь Виталий Шлыков, периодически выезжая на эти встречи за кордон. Как я понимаю, от нелегальной работы его отодвинули, но назначили начальником информационного направления, в перестройку он неожиданно занял пост заместителя министра обороны России (СССР еще существовал). Виталий Шлыков обладал исключительными научными способностями, блистательно знал военные дела и особенно экономику США. Будучи кандидатом военных наук, он неоднократно выступал в печати с весьма неординарными статьями, вызывавшими острую дискуссию. (Известный писатель Леонид Млечин снял о нем фильм, имеющийся в Интернете.) Отличался большой скромностью и аккуратностью, помнится, присылал мне в Данию (я там трудился) в химчистку свою шикарную дубленку, боялся, что в Союзе ее испортят. Близкие друзья постоянно упрекали Витеньку – так мы его звали – за чрезмерную бережливость, в частности он закупил в «Березке» несколько ящиков коньяка «реми мартен», однако на наших сходках выставлял не больше пары бутылок, это возмущало до слез. Я тогда увлекался эпиграммами на друзей, и вот о Шлыкове с его больными рыками: