Государственный обвинитель - Игорь Зарубин Страница 6

Что ни говори, а голодный желудок заставляет тебя двигаться намного лучше, чем самый жестокий сборщик податей, и поэтому совсем скоро Тифон был уже в городе. Город пробудился ото сна, на всех улочках, возле каждого дома уже кипела жизнь. Торговцы выставляли свои товары перед приезжими купцами с диких скифских земель, искусные ремесленники уже вовсю занимались работой, туда-сюда сновали проворные рабы, спеша исполнить поручения своих господ.

Тифон зашел в первую попавшуюся харчевню и там долго не мог решить, на чем ему остановить свой выбор — на бараньей ноге или на боке кабана. Наконец купил кабаний бок, амфору вина и два ржаных хлеба. Половину съел прямо там, а вторую сложил в торбу и быстрым шагом направился в театр. Нельзя было, конечно, есть до репетиции, потому что сытый актер гораздо хуже играет, чем голодный, но когда от голода трясутся руки и все мысли только о еде, из этого тоже ничего хорошего не получится. И потом, голодный мужчина только время потеряет, если вздумает вкушать ласки женщины.

Размышляя таким образом, Тифон вальяжной походкой двигался к центру города, когда его вдруг окликнули.

— Эй, Тифон! Куда это ты направляешься в такой ранний час? Неужели опять к своей возлюбленной?

Тифон остановился и посмотрел на окликнувшего его человека. Им оказался Намис, торговец фруктами. Два дня назад Тифон выиграл у него спор, кто дальше швырнет яблоко, и теперь мог каждый день брать одно яблоко бесплатно.

— Как твой сын? — Тифон приветливо улыбнулся. — Все еще мечтает стать актером или ты уже выбил из его непокорной головы эти глупые мысли?

— Ох… — Намис вздохнул и махнул рукой. — Поговорил бы ты с ним, а то у меня уже нет слов, чтоб его переубедить. Если у тебя получится, то каждый день будешь брать не одно яблоко, а ровно столько, сколько сможешь съесть.

— Тогда ты станешь нищим. — Тифон рассмеялся. — И тебе придется самому наниматься в актеры, чтобы не умереть с голоду. Ну хорошо, я поговорю с ним.

— Правда? Ну тогда не уходи, постой минуту. — Намис убежал в лавку.

Через минуту он вернулся с сыном, высоким стройным юношей семнадцати лет.

— Вот. — Намис поставил ему на плечи корзину с виноградом: — Отнесешь это в театр. Тифон тебя проводит. И сразу домой. Ты все понял, Гелен?

— Да, понял, — вздохнул юноша. — А разреши мне…

— Нет, не разрешаю! — сразу отрезал Намис, не дав сыну даже договорить. — Иди.

Юноша вздохнул и двинулся вперед.

Тифон шел немного позади и любовался красотой этого молодого парня. У него было стройное тело, бронзовая кожа и одновременно мягкие, как у девушки, черты лица. Наверно, если бы Тифон любил не женщин, а мальчиков, он бы вожделел Гелена.

— Скажи, Тифон, — обратился вдруг к нему юноша. — А как давно ты стал бродячим актером?

— Очень давно. — Тифон вздохнул и улыбнулся: — Мне тогда было меньше лет, чем тебе сейчас.

— Здорово! — мечтательно воскликнул юноша. — И все это время ты путешествуешь по разным городам?

— Приходится. — Тифон пожал плечами, щурясь от солнца.

— Как это — приходится? — удивился Гелен. — Разве не об этом ты мечтал, когда встал на этот путь?

— Да, именно об этом. По глупости. — Тифон ускорил шаг и поравнялся с юношей. — А теперь сам жалею, но уже поздно.

— Но почему? Ты же столько видел, столько знаешь!

— Видишь ли, Гелен, — тяжело вздохнул Тифон, — это кажется, что все города — разные. Только первых три города отличаются друг от друга. А потом они все становятся одинаковыми. Где-то платят больше, где-то меньше — вот и вся разница между ними. И ни в одном у тебя нет постоянного крова, каждый готов дать тебе ночлег только на время сессии. Что же в этом хорошего? Разве ты не знаешь закона? Актер не должен иметь никакого имуществу, не должен иметь семьи — ничего. Их даже хоронят отдельно ото всех остальных. Путешествовать хорошо, когда тебе есть куда вернуться, а так это не путешествия, а скитания. Даже у птицы есть свое гнездо, даже лесной зверь может спрятаться в нору во время грозы. Только бездомные собаки рыщут по улицам в поисках места, откуда их не погонят палкой.

— Но разве это так важно? — задумался Гелен. — Разве такое уж большое счастье — повесить себе на ноги оковы семьи, дома, имущества? Не лучше ли быть свободным? Если у тебя ничего нет, у тебя нельзя ничего отнять, кроме жизни.

— Именно так я и думал, — усмехнулся Тифон. — Именно так и должен жить актер. Тогда его нельзя будет заставить говорить людям неправду о том, что творится на земле. Но к старости начинаешь понимать, что жизнь твоя прошла даром, что ты ничего не оставил после себя, что никто не придет к тебе на могилу принести жертву богам. Если и есть у меня дети, то я об этом никогда не узнаю, а они вырастут на ступенях храма любви, где я предавался плотским утехам о гетерами. А правда? Она никому не нужна. Что же в этом хорошего, скажи на милость.

Гелен не ответил.

— А ты кем хочешь быть? — спросил Тифон после короткого молчания.

— Не знаю. — Юноша вздохнул и пожал плечами: — Теперь не знаю. Может быть, попробую стать мореходом, как Одиссей. Но для этого…

— Для этого тебе надо было родиться Одиссеем! — засмеялся Тифон. — И не забивай себе голову глупыми мыслями. Что начертано тебе великой мойрой Антропос, тому и быть.

— Да, наверно, — согласился юноша. — Вот только знать бы, что ею начертано…

Когда Гелен оставил корзину и грустно поплелся обратно, к лавке своего отца, к Тифону тихонько подошел бородатый человек. Остановился и вместе с ним долго наблюдал за удаляющимся юношей, пока тот не скрылся за поворотом.

— Кто он? — спросил бородач, взяв из корзины гроздь винограда. — Почему я раньше его не видел?

— Это Гелен. — Тифон пожал плечами. — Сын Намиса, торговца фруктами. А почему ты спрашиваешь? Ты что, интересуешься мальчиками?

— Я скульптор, — тихо ответил бородач, — и интересуюсь всем прекрасным, в отличие от тебя, старого развратника, которого интересует только собственный живот и собственный фаллос. Познакомь меня с ним.

— С фаллосом? — Тифон рассмеялся.

— С Геленом, дурак. — Скульптор бросил виноградную кисть на землю и вытер руки о фартук. — Я буду делать с него статую Аполлона. Скажи ему, что меня зовут Пракситель.

— Нет, не познакомлю, — хитро улыбнулся Тифон.

— Я тебе заплачу.

— Сколько? — насторожился актер.

— Две драхмы.

— Согласен, за такие деньги я познакомлю тебя с ним целых три раза.

— Мне хватит и одного, — ответил Пракситель без тени улыбки и пошел прочь.

На репетиции Тифон никак не мог попасть в такт хору. Все время вступал то раньше, то позже, чем нужно. Все время думают о куске кабана, лежащем в торбе, и о двух драхмах, которые заработает с такой легкостью.