Место встречи изменить легко - Наталья Александрова Страница 6

Катя сердечно поблагодарила и даже осмелилась помечтать, что кейс кто-нибудь украдет. Это было бы лучше всего — ей не надо будет думать, как от него избавиться!

Она прошла по длинному полутемному коридору, то здесь, то там натыкаясь на кошек. Кошки представляли собой часть постоянного оформления кафе, оправдывая его название. Были они самые разные — отлитые из бронзы и выкованные из железа, керамические, составленные из деталей детского конструктора и сшитые из лоскутков. Лоскутная кошка вызвала у Кати самый живой интерес: собственные высокохудожественные панно она творила из такого же материала.

Из темного угла сверкнули ярко-зеленые глаза. В первый момент Катя подумала, что это настоящая живая кошка, но, подойдя ближе, убедилась, что перед ней очередное изделие скульптора, который вместо глаз вставил две зеленые лампочки от старого радиоприемника.

Коридор закончился. Катя оказалась в первом из просторных подвалов, отданных под сегодняшнюю экспозицию.

Мероприятие было в самом разгаре. Это было видно по тому, что все присутствующие уже успели разбиться на группки по три-четыре человека и говорили теперь чрезвычайно громко, стараясь перекричать других. Большинство посетителей явно были чересчур оживлены: глаза у них блестели, как у той кошки в темном углу, жесты были слишком размашистыми, а мимика — по-цирковому утрированной.

Причину этого оживления Катя поняла, увидев чуть в стороне стол, на котором красовались несколько початых бутылок водки, одноразовые стаканчики и почти нетронутая тарелка с бутербродами.

Она вспомнила, как пару раз оказывалась на фуршетах за рубежом. Тамошняя публика в два счета расправлялась с закусками, а выпивка, как правило, оставалась. Наши же вернисажные завсегдатаи быстро разделываются с выпивкой, а закуску могут оставить почти нетронутой. По этому поводу есть даже две популярные присказки: «Мы сюда не есть пришли» и «Когда заканчивается водка, закуска становится просто едой».

Вот и сегодня отношение к закуске было откровенно прохладным. Или это просто бутерброды оказались несвежими?

Помимо стола с бутылками и тарелками, в помещении имелись еще столы, столики и подставки, на которых, как в первый момент показалось Кате, тоже была разложена закуска. Правда, эта закуска была какой-то странной. И потом, ее было чересчур много.

Только внимательно приглядевшись, Катя сообразила, что то, что она приняла за закуску, на самом деле и было экспонатами. Экспонаты эти составляли три группы, выполненные в разной художественной манере.

Часть произведений была из овощей. Фигуры людей и животных рука мастера составила из вареных картофелин, крупных морковок и свежих огурцов. Попадались также отдельные помидоры и баклажаны.

Вторая группа экспонатов представляла собой изделия из хлеба. Несколько вполне реалистических скульптур из хлебного мякиша, замечательная композиция из круассанов и булочек для гамбургеров, абстрактная конструкция из бубликов и баранок. Особого Катиного внимания удостоился симпатичный крокодил из длинного батона с разинутой пастью и маленькими изюмными глазками.

Третья часть выставки являла миру произведения из сосисок, сарделек и копченой колбасы. Некоторые скульптуры показались Кате просто неприличными.

Она огляделась в поисках кого-нибудь из знакомых, с кем можно было бы обсудить увиденное, но ни одного знакомого лица не попалось. Присутствующие делились на две категории: это были или художники с богемным видом, кудлатыми бородами, в драных свитерах и поношенных джинсах, или галерейщики в дорогих костюмах, с великосветскими манерами и стрижками от модных парикмахеров.

Наконец Катя заметила в дальнем углу знакомое лицо и двинулась к нему через толпу. Но не тут-то было. Дорогу ей перегородил бородатый тип с горящими глазами и крупной бородавкой на носу.

— Привет, подруга боевая! — воскликнул он нараспев и схватил Катю за локоть. — Как тебе наш славный труд?

— Вы участник, да? — догадалась Катерина, пытаясь высвободиться.

— Догадлива же ты, подруга! — пропел художник и еще крепче вцепился в круглый Катькин локоть. — Леонтий Хвощ зовут меня!

Катя успела еще утром пробежать глазами программу выставки и сейчас вспомнила, что там действительно фигурировал некто Леонтий Хвощ. Его раздел был озаглавлен «Хлеб — всему голова».

— Это вы из хлебобулочных изделий свои произведения создаете? — спросила она и сделала движение локтем.

— Да, это так. Творю из хлеба искусство скорбное свое, — подтвердил Леонтий. — Хлеб — наше все! Лишь им мы живы! На нем культура вся стоит!

— А что это вы все стихами выражаетесь? — поинтересовалась Катя. — Это что, тоже составляющая вашего творческого метода?

— Стихами я не выражаюсь, — обиделся Хвощ. — Я по-простому говорю! Культура вышла из народа, она понятной быть должна! — Но тут же его лицо посветлело, обида исчезла, и он жизнерадостно предложил: — Давай с тобою выпьем водки, она ж из хлеба создана!

— Водки? — Катя поморщилась. — Я вообще-то водку не очень… Может быть, лучше шампанского?

— Предмет культуры буржуазной сие шампанское вино! — строго провозгласил Леонтий. При этом он выразительно поднял палец и выпустил Катину руку. Катерина не замедлила этим воспользоваться и вырвалась на свободу.

Юркнув в толпу, она тут же наткнулась на знакомого художника Севу Вострикова.

— Севка, привет! — обрадовалась она. — Ты сейчас в активной стадии?

Все знакомые Вострикова знали, что он попеременно находится то в запое, то в завязке. Запои сам Сева называл «периодами пассивного творчества» и утверждал, что эти периоды ему необходимы, чтобы накопить творческую энергию. Когда же запой прекращался, он создавал свои энергичные и выразительные холсты, что сразу указывало на переход к «стадии активного творчества».

— В активной, в активной, — подтвердил Востриков. — В самой что ни на есть активной! — Он странно облизнулся и добавил: — Вовремя ты, Катерина, пришла. Сейчас как раз это, ППИ начнется.

— Что начнется? — не расслышала Катя.

— Тундра ты, Катерина, — усмехнулся Востриков, — таких элементарных вещей не знаешь. Все западные теоретики твердят, что мы живем в эпоху ППИ — показного потребления искусства. Вот сейчас оно и начнется, причем в полный рост!

— Показное — что? — Катя захлопала длинными белесыми ресницами.

— Потребление искусства! — повторил Сева. — Этот, как его, преферанс. В смысле, перформанс. Я сегодня как раз пообедать не успел. — И он снова облизнулся.

— Перформанс? — заинтересовалась Катя. Это умное слово она знала. — А в чем он будет заключаться?

— Ты чего, мать, не знаешь? — уставился на нее Востриков. — Это ведь их главная творческая идея: искусство, значит, должно быть полностью употреблено. Чтобы, значит, его до конца понять, надобно его употребить. Или полностью усвоить. Поэтому они и творят из съедобных материалов. А то как же ты употребишь, допустим, гипсовую статую? Или холст? О бронзе и мраморе я уже не говорю. Тем более о металлических конструкциях, из которых некоторые создают свои, с позволения сказать, шедевры.