Ненавистная фрау - Неле Нойхаус Страница 6

— Ваша жена ездит на серебристом «Порше Бокстере»? — спросил Боденштайн.

Керстнер, не шевелясь, пристально смотрел на него непроницаемым взглядом. Мышцы на скулах напряглись.

— Почему вы этим интересуетесь? Произошла авария?

— Когда вы видели вашу жену в последний раз?

Ветеринар не отреагировал на вопрос.

— Что все-таки случилось?

— Сегодня утром был обнаружен труп молодой женщины. — Боденштайн намеренно опустил подробности: что-то в поведении Керстнера его настораживало. — В кармане ее брюк нашли автомобильный ключ, который подходит к серебристому «Порше Бокстеру». И этот «Порше» с номером MTK-IK 182 зарегистрирован на имя вашей жены.

Лицо мужчины при словах Боденштайна побледнело еще сильнее. Он смотрел на главного комиссара как оглушенный, выражение его лица было пустым. Казалось, мужчина погрузился в транс. Отсутствие какой-либо реакции заставило Боденштайна сначала предположить, что его визави не понял услышанное.

— У женщины над пупком татуировка.

— Дельфин, — пробормотал беззвучно Керстнер. — О боже!

Он провел рукой по волосам, затем опустился на стул и положил руки перед собой на столешницу, как если бы он собрался принять участие в спиритическом сеансе.

Боденштайн и Пия обменялись быстрыми взглядами.

— Не будете ли вы так любезны поехать с нами во Франкфурт, чтобы опознать вашу жену? — спросила Пия ветеринара.

Снова повисла пауза. Керстнер словно все еще пытался понять услышанное. Затем он резко поднялся и пошел к двери. На ходу стянул с себя халат, и тот упал на пол. Доктор не обратил на это никакого внимания. Рыжеволосая помощница с лицом мопса в этот момент открыла дверь без предварительного стука.

— Миха, я… — начала она, но замолчала, едва увидела окаменевшее лицо своего начальника. У рыжеволосого мопса и доктора, похоже, были доверительные отношения.

— Я должен уехать, — сказал Керстнер. — Изабель умерла.

— Не может быть! — воскликнул мопс, и Боденштайн подумал, что она сомневается в правдивости слов доктора. Однако ее дальнейшие слова убедили его в обратном. — Но ты не можешь сейчас так просто уехать! Лошадь еще не отошла от наркоза и…

— Позвони Георгу, — резко оборвал ее Керстнер и направился к двери.

По дороге в институт судебной медицины в Заксенхаузене Керстнер не проронил ни слова. Он сидел опустошенный и безмолвный, словно погруженный в зловещую бездонную тишину. Институт судебной медицины размещался в импозантной вилле постройки начала прошлого века на Кеннеди-аллее. Еще издалека Боденштайн увидел многочисленных представителей прессы и автомобили с оборудованием для радио- и телерепортажей и массу любопытных репортеров. Останки главного прокурора Гарденбаха, очевидно, уже были доставлены.

— Езжайте к входу для клиентов, — сказала Пия и поймала удивленный и насмешливый взгляд шефа, когда он понял, на что она намекает. — Следующий поворот налево, до зеленых ворот. Там вы меня высадите.

С помощью какой-то тайной уловки Пия открыла ворота, и Боденштайн въехал на задний двор, где были припаркованы три автомобиля и катафалк. Чуть позже они беспрепятственно вошли в здание. Керстнер безмолвно следовал за Боденштайном и Пией вниз по лестнице в подвал здания. Именно там находились помещения, где проводилось вскрытие. В центре первого помещения стояли носилки с трупом, накрытым зеленой простыней. В дверном проеме появился сотрудник института судебной медицины. На его лице расплылась радостная улыбка.

— Привет, Пия, — поздоровался он. — Давно не виделись.

Боденштайн после этого приветствия бросил на коллегу недоуменный взгляд, который она не заметила.

— Привет, Ронни, — ответила она, понизив голос. — Это молодая женщина из Таунуса? Приехал ее муж на опознание.

Ронни приветственно кивнул Боденштайну и Керстнеру, затем покачал головой:

— Нет, это тот, из-за кого папарацци заставили ввести нас осадное положение. Пойдемте.

Он шел впереди них к другой прозекторской. Там стояли еще одни накрытые простыней носилки. Боденштайн слегка покосился на Керстнера. Даже в ярко освещенном, облицованном белой плиткой помещении лицо мужчины оставалось застывшим и не выражало никаких эмоций. Боденштайн чаще, чем ему хотелось бы, сопровождал в эти помещения близких погибших. Людей, уже и без того потрясенных смертью коллеги, друга или родственника, здесь шокировала еще и казенная атмосфера помещения, напоминавшего большую кухню. Металлические шкафы до потолка, неприветливый неоновый свет, плиточные стены и полы — смерть здесь была лишена той почтенности, которая внушает уважение живущим. Сотрудник института судебной медицины откинул зеленую простыню с лица трупа. Керстнер несколько секунд совершенно спокойно смотрел на мертвую женщину.

— Это она, — сказал он и отвернулся. — Это Изабель.

Боденштайн не подал виду, насколько своеобразной находил реакцию мужчины. Ронни хладнокровно подтянул простыню, ослабил фиксирующий тормоз носилок и придвинул труп к металлическим шкафам. Керстнер задрожал, когда дверь шкафа с щелчком открылась и в помещение ворвался поток холодного воздуха. Затем он быстрым шагом направился за Боденштайном к выходу.

Через три четверти часа Керстнер сидел на стуле перед письменным столом в кабинете главного комиссара уголовной полиции Хофхайма. Он держал чашку с кофе, который ему налила Пия. Доктор согласился, чтобы их беседа записывалась на диктофон, сообщил необходимые персональные данные и ждал с опущенной головой первого вопроса, пока Боденштайн делал поясняющие комментарии о присутствующих и о расследуемом деле.

— Извините, что мы вынуждены задать вам несколько вопросов. — Боденштайн повернулся к доктору. — Но речь идет о смерти вашей жены. Возможно, об убийстве.

— Что вообще случилось? — Взгляд Керстнера медленно перемещался в сторону лица Боденштайна. — Как она… умерла?

— Она лежала у подножия смотровой башни на вершине Атцельберг, — сказал Боденштайн. — На первый взгляд показалось, что она спрыгнула с башни, но есть подозрительные обстоятельства, которые говорят не в пользу самоубийства.

— Самоубийство? — Керстнер покачал головой. — Зачем Изабель было лишать себя жизни?

— Расскажите нам что-нибудь о вашей жене, — попросила Пия мужчину. — Она была явно моложе вас, не правда ли?

Керстнер некоторое время помедлил с ответом, его взгляд снова устремился вдаль.

— На девятнадцать лет. Она была сестрой одного из моих лучших друзей. — Мужчина поднес чашку к губам и сделал глоток кофе, при этом его рука сильно дрожала. — Я и моя тогдашняя невеста, с которой я был обручен, как раз вернулись из Америки, когда я встретил Изабель. Это было осенью тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Через три месяца мы поженились, так как Изабель была в положении.

Керстнер погрузился в воспоминания. Боденштайн и Пия ждали, когда он продолжит.