Чеченская марионетка, или Продажные твари - Полина Дашкова Страница 6

А какие он может представить доказательства? Клок волос избороды бандита? Или любительскую фотографию на фоне гор? «Давай, Аслан, я тебясфотографирую на память?»

Как бы мало времени ни ушло на проверку, его в любом случаехватит, чтобы Ахмеджанов исчез, а доктора пристрелили. О том, как поставленаслужба информации в городе и в горах, доктор знал очень хорошо.

Оставить все как есть, дать Ахмеджанову окрепнуть, встать наноги Вадим не мог. Прикончить бандита по-тихому, каким-нибудь медицинскимспособом тоже не мог. Рука не поднималась. Слишком долго и трудно он спасалэтого человека. Да и потом, это равносильно самоубийству: вычислили бы тут же,без вскрытия и судебно-медицинской экспертизы.

Иногда ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться всеми этиминавалившимися вопросами. Но рядом не было ни души.

Жена ушла от Вадима десять лет назад к заезжемумосквичу-курортнику. Сыну тогда исполнилось пятнадцать. До окончания школымальчик жил с отцом, к матери в Москву приезжал на каникулы, а после десятого классапереехал совсем — поступил на биофак Московского университета, на втором курсеженился на канадке украинского происхождения, теперь жил в Квебеке. Письма отнего Вадим получал все реже.

Иногда появлялись женщины, но надолго почему-то незадерживались. Он считал, дело в его дурном замкнутом характере, но на самомделе просто не нашлось еще такой женщины, которую ему хотелось бы удержать.

В гостиной над камином висела большая репродукция известнойкартины Пабло Пикассо «Девочка на шаре». Он любил смотреть на хрупкуюудлиненную фигурку, балансирующую на большом цирковом шаре на фоне накачанноготяжеловеса. Постепенно нарисованная девочка стала полноправной обитательницейего дома, иногда он ловил себя на том, что мысленно беседует с ней. А однажды дажепризнался себе, что из всех женщин, которых когда-либо знал, по-настоящемухочет только одну. Но ее не существует. Она просто нарисована великимхудожником. В жизни не бывает таких линий, такой хрупкости и нежности. Своютанцовщицу-циркачку Пикассо, вероятно, просто выдумал, намечтал себе, увидел восне.

Вадиму она тоже снилась иногда — но и во сне она оставаласьнарисованной…

Как в высококлассном хирурге в нем нуждались многие. Длябольшинства женщин мог бы составить завидную партию как очень состоятельныйсорокапятилетний холостяк. Но ни благодарные больные, ни жаждущие выгодногобрака дамы и девицы не могли скрасить его одиночество. Имелось, правда, односущество, к которому Вадим успел привязаться в последнее время. Это был живойчеловек, не нарисованный, но немой и слабоумный.

Полы в горном госпитале мыл странный больной старик по имениИван. Сначала Вадим обратил внимание на русское имя. Потом заметил, что Иванвыглядит, вероятно, значительно старше своих лет. А потом понял: слабоумие инемота — не врожденные. Под прозрачным седым пухом на голове просматривалисьстрашные, глубокие шрамы, зажившие без всякой медицинской помощи. Слабоумиеявлялось следствием тяжелой черепно-мозговой травмы.

Иван не говорил, только мычал. Но доктору показалось, что онвсе слышит и понимает. Вадим примерно представлял себе, каким образом могпопасть этот молодой старик в горное село. У чеченцев и абхазцев еще летпятнадцать назад появилась своеобразная мода на русских рабов.

На вокзалах, в курортных городах высматривали и вычисляли«живой товар». Как правило, попадались демобилизованные солдаты, молодыебеспечные одинокие провинциалы, ищущие заработка, чтобы красиво пожить накурорте. Их ловко подманивали, поили до бесчувствия, добавляя в водку сильноеснотворное или наркотики, потом переправляли в горы. Там эти люди выполнялисамую черную работу, их использовали в производстве опиума, они ходили заскотиной и сами постепенно превращались в покорных животных. Какое-то время ихдержали на одуряющих, разрушающих мозг наркотиках, а потом они уже сами нехотели никуда бежать.

Только встретив Ивана, доктор понял, что и преждеприходилось ему видеть в абхазских горных селениях таких вот русских рабов. Нораньше он принимал их просто за местных слабоумных. В русских и украинскихселах тоже встречаются такие вот юродивые, с врожденным идиотизмом разнойстепени тяжести.

Доктор понимал: помочь Ивану ничем не сможет. Возможно, вхороших условиях можно бы добиться некоторого улучшения. Но для этоготребовался профессиональный психиатр, стационарное лечение. Надежда на то, чтоИван вспомнит, откуда он, сумеет произнести или написать свою фамилию,практически равна нулю.

Вадим возил ему еду, разговаривал с ним. Постепенно он сталзамечать в блеклых, бессмысленных глазах Ивана какую-то тень мучительной мысли,что-то мелькало иногда осмысленное, живое, но тут же гасло. Вадим видел какврач, что жить Ивану осталось совсем немного — организм его истощен побоями,непосильной работой, вероятно, влито в него огромное количество наркотиков, иэти черепные травмы… Невозможно помочь физически, только вкусно накормить исказать ласковое слово.

Да, пожалуй, это походило на тихое помешательство: дваблизких существа — нарисованная девочка и слабоумный, немой, безнадежно больнойчеловек. Но вот сегодня, всего несколько часов назад он увидел живую «Девочкуна шаре». Он даже узнал, что ее зовут Маша и что она из Москвы.

Сначала, проезжая мимо, он заметил, как два подвыпивших«качка» — амбала тащат под локотки тоненькую беспомощную фигурку в длиннойюбке. Он знал местные нравы. Молодые мафиозные «шестерки» любили так шутитьспьяну. Но и «шестеркам» известно, кто такой доктор Ревенко. Ему ничего нестоило вмешаться.

Въезжая перед ними на тротуар и останавливая машину, он дажене разглядел ее толком. А потом, когда вышел, чтобы вмешаться, сердце у него насекунду остановилось. Девочка удивительно походила на пикассовскую танцовщицу,будто француз писал свою циркачку именно с нее.

Вместо облегающего циркового трико на ней была длинная юбка,длинный широкий свитер, но сквозь одежду легко угадывалась каждая линия еетела. Тонкие руки приподняты, пальцы маленьких невесомых ножек в мягкихкитайских тапочках едва касались земли. И два «качка» — амбала по бокам…

Пикассовская танцовщица изображена с короткой стрижкой, подмальчика, а у этой, живой, девочки темно-каштановые волосы доходили до острыхключиц.

Вадим честно признался себе: теперь вместо нарисованнойтанцовщицы всегда будет видеть живую девочку. Она не выходила из головы, мешаладумать, искать выход из тупика. «Хоть снимай любимую картину и прячь в шкаф», —усмехнулся он про себя.

Но ведь во всем том дерьме, из которого он пытается сейчасвыкарабкаться, должен иметься просвет, утешение, подарок судьбы. Как ниназывай, все равно в ушах звучит одно имя: Машенька.