Переходя все границы - Сандра Браун Страница 6

24 декабря

Дорогой мой!

Дни коротки, но мне они кажутся бесконечными. Я пала духом. Больше всего на свете мне хотелось бы проспать Рождество. Куда ни брось взгляд, люди празднуют, улыбаются, проводят время с теми, кого любят. Я чувствую себя инопланетянкой, оказавшейся в мире, где все распределены по парам. Где же ты? Мама и папа переживают из-за моего подавленного состояния и изо всех сил стараются приободрить меня, но я так сильно по тебе тоскую, что их усилия ни к чему не приводят. Подарки, присланные тобой, лежат под рождественским деревом. В этом году папа раскошелился на пихту, мою любимую! Надеюсь, мои подарки тебе доставили вовремя. Честно говоря, я обменяла бы все дары, которые когда-либо получала и получу в будущем, на один твои поцелуи. Всего один долгий дразнящий и одновременно насыщающий поцелуй. Ах, Ричард, я люблю тебя. Счастливого Рождества, дорогой!

11 января

…Теперь, когда праздники закончились, и мы пережили уже полгода в разлуке, мне намного лучше.

Мне все сложнее становится спать. Спешу тебя обрадовать, что наш малыш точно вырастет либо футбольным нападающим, либо защитником. Я уверена, что, когда ему исполнится двадцать два года, его примут в команду с распростертыми объятиями. Кстати, нравится ли тебе имя Аарон? Если, конечно, родится мальчик. Лучше бы, чтобы так и случилось, потому что мне пока не пришло на ум ни одного имени для девочки.

Ты с ума бы сошел, увидев мои груди. Они просто огромные! К сожалению, и все прочие части тела стали им под стать. Вот уж не думала, что вынашивание ребенка приводит к таким радикальным переменам в организме! Даже соски увеличились. (Эта ужасная Бэбс заявляет, что хотела бы иметь такие же! Она невыносима!) Я готовлюсь кормить грудью. Как жаль, что тебя нет рядом, чтобы помочь мне при родах (как подумаю об этом, так страшно становится).

Однако ничто не сравнится с восхитительными мыслями о том, как я буду заботиться о нашем малыше… об Аароне…

25 января

…И это был самый ужасный кошмар, который я когда-либо видела. Я проснулась в холодном поту. Ии за что не стану снова есть перец чили, пока не родится ребенок!

Скажи, ездил ли Ловелас тоже на выходные в Александрию? Ты ничего не писал о нем, и, как мне кажется, сделал это нарочно. Если ты поступил неблагоразумно и согрешил с какой-нибудь танцовщицей, не признавайся мне в этом. Я чувствую себя толстой, как буйвол, и вчера долго плакала по этому поводу… одновременно поглощая большую порцию бананового мороженого с тремя ложечками миндаля в шоколаде (для поднятия настроения, как считает Бэбс). Иногда я прихожу в отчаяние, потому что мне кажется, будто я никогда тебя больше не увижу, Ричард. Окажусь ли я снова в твоих объятиях? Почувствую ли, как ты проникаешь в меня? Временами мне кажется, что ты не существуешь в действительности, что ты всего лишь прекрасное видение из сна. Ты нужен мне, любимый. Мне нужно знать, что ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя… всем сердцем…

— Так тебя выписывают на следующей неделе?

Тревор отвернулся от окна.

— Да. Наконец-то.

— Отлично, сынок, — искренне произнес Джордж Рул. — Выглядишь как новенький.

— Не совсем.

В голосе молодого человека не было горечи. За прошедшие тринадцать месяцев он осознал, как повезло ему в жизни. В этом его убедили прогулки по больничным коридорам. Могло так случиться, что он оказался бы до конца жизни прикованным к инвалидному креслу, как многие из тех, кого он видел в кабинете физиотерапии.

Он мог ходить, пусть и слегка прихрамывая, но все же ходить. Он даже привык к своей повязке на глазу и больше не натыкался на мебель. Его не обманули, говоря о способности организма компенсировать потерю какого-либо органа. Тревор едва мог вспомнить, каково это — видеть обоими глазами.

— Врачи хотели заставить меня каждую неделю приезжать к ним на процедуры, но я отказался, — пояснил он. — Думаю, с меня достаточно. Упражнения я могу делать дома самостоятельно.

— И чем ты планируешь теперь заняться? — неуверенно спросил сына Джордж.

Выбор профессии Тревора являлся яблоком раздора, с тех пор как молодой человек окончил Гарвард. Он и в морскую пехоту пошел лишь для того, чтобы насолить отцу, который хотел, чтобы сын избрал адвокатскую стезю, последовав по его стопам, и отказывался слушать планы на будущее самого Тревора.

— Тем, чем всегда собирался. Стану строителем.

— Понятно. — В голосе отца слышалось разочарование, но усилием воли он подавил его. Он чуть было не лишился сына. То, что Тревор оказался на волосок от гибели, напугало непреклонного Джорджа Рула. Теперь он боялся снова потерять сына, хоть и не в физическом смысле. Он осознавал, что так и случится, стоит ему лишь попытаться указывать Тревору, что делать. — И где же ты планируешь начать?

— В Техасе.

— В Техасе! Мог бы с тем же успехом сказать, что на другой планете.

Молодой человек рассмеялся:

— Ты, конечно, слышал о строительном буме, охватившем Солнечный пояс ^[1]. Сейчас там кипит работа, но все еще есть участки земли, ждущие своего часа. Я выбрал маленький городок рядом с Далласом, Чэндлер. Он быстро развивается, и я собираюсь вложить средства в этот рост.

— Но тебе же потребуется стартовый капитал.

— Я ожидаю поступления средств из морских войск.

— Вряд ли этого будет достаточно, чтобы начать собственное дело.

Тревор в упор посмотрел на отца:

— Во сколько бы обошлась тебе адвокатская степень Гарвардского университета, отец?

Джордж Рул кивнул:

— Я все понял.

Он протянул руку и обменялся с сыном крепким рукопожатием.

— Спасибо.

Впервые на памяти Тревора отец заключил его в крепкие объятия.

Позднее тем же вечером молодой человек собрал свои вещи и в последний раз вытянулся на больничной койке. Он был слишком взбудоражен, чтобы спать. Ему в жизни выпал второй шанс. Первую возможность он не использовал должным образом, но со второй, которая должна начаться завтра, он не совершит такой промашки. Больше никаких потраченных впустую лет. Теперь у него в жизни есть цель.

Тревор потянулся к зеленой металлической коробке, которая всегда находилась у него под рукой. Письма истерлись по линиям сгибов, а по краям обтрепались. Он выучил все двадцать семь посланий наизусть, но ему доставляло особое удовольствие рассматривать изгибы и завитки изящного женского почерка. Он взял одно письмо из стопки, и выбор его был не случаен.

«…Ты прекратишь водить дружбу с этим твоим Ловеласом. Судя по твоим рассказам, он относится к тому типу мужчин, которых я ненавижу. Считает себя Божьим даром женскому роду, не так ли? Даже если ты и говоришь, что он красив, как дьявол, я знаю, что он бы мне не понравился…»