Трепанация прошлого - Алексей Макеев Страница 6

— Какой смысл скрывать? Я завтра, если не сегодня вечером, получу распечатку звонков со здешнего телефона и все узнаю. Время дорого. При расследовании преступления каждая минута на вес золота. Если бы это дело сразу попало ко мне, то я сейчас и не спрашивал бы вас ни о чем, потому что уже выяснил бы все сам. Но время упущено, нагонять надо.

— Опять повторяю, — решительно сказал Геннадий, — к делам Ильи Павловича это отношения иметь не может! Тут что-то другое, а что именно, мы сами выясним.

— Кто «мы»? — теряя терпение, спросил Лев Иванович.

— Те, кому дорог Илья Павлович, — обтекаемо ответил Геннадий.

— Хорошо. К этому мы еще вернемся. Кем до пенсии работал Осипов?

— Вот на такие вопросы отвечу с дорогой душой. Он давным-давно, сразу после учебы, устроился в институт имени Сербского, где до самой пенсии и проработал. Я его знаю сколько себя помню. Всю жизнь в соседних подъездах. С Пашкой мы в одном классе учились, а Ленка нас на восемь лет старше. Они сначала ее в американский университет учиться отправили, а потом и Пашку. Ирина Дмитриевна тоже врач, невропатолог. Как Илья Павлович тридцать лет стажа заработал, так на пенсию вышел и с женой за город переехал. А потом и мы с мамой к ним перебрались. Она у меня к тому времени тоже уже на пенсии была. Медсестрой в рентгеновском кабинете работала, вот и льгота.

— Геннадий, все это, конечно, очень увлекательно. Но у меня немалый опыт. Я знаю, чем занимаются психиатры. Видимо, работая в Сербского, Осипов вел еще и частную практику. Отсюда и деньги на дом, на обучение детей за границей и все остальное. Выйдя на пенсию, он, скорее всего, продолжил практиковать, что позволяло ему вести безбедный образ жизни. Ведь услуги опытного, знающего психиатра-нарколога стоят очень дорого. Но я не из налоговой инспекции, и меня это не волнует. А вам стоит подумать вот о чем. Если человек платит большие деньги за помощь своим близким на дому, а не отправляет их в клинику, значит, он не хочет огласки. Теперь представьте себе, что этого человека начинают шантажировать тем, что его дочь, предположим, наркоманка или сын — алкоголик. А знает об этом ограниченный круг лиц. Такой человек вполне может заподозрить, что его шантажирует именно тот врач, к которому он обратился. То есть Осипов.

— Нужно быть полным кретином, чтобы подумать такое об Илье Павловиче! — возмутился Геннадий.

— Вы знаете Осипова всю жизнь, поэтому уверены в его порядочности. А что должен думать человек, которому какой-то добрый знакомый дал номер телефона? Он Илью Павловича до этого никогда в глаза не видел, а потом вдруг появляется шантажист. Вы обратили внимание, что именно преступник взял из дома? Носители информации — ноутбук да сотовый — и содержимое сейфа.

— Илья Павлович никогда никакие записи своих бесед с пациентами не вел ни на бумаге, ни на диктофоне! — отрезал мужик.

— Это опять же знаете только вы!

— Неправда! Когда Илья Павлович с пациентом занимается, в соседней комнате всегда есть кто-то из родных. Они могут слушать, о чем идет речь, или даже подсматривать в щелочку.

— Но диктофон-то может быть и в кармане. Для этой цели и сотовый телефон подойдет! — настаивал Гуров. — К Осипову мог прийти человек, который его не знал и мыслил стандартно! А где держать что-то секретное, как не в сейфе?

— В сейфе, кроме денег, лежали только документы на дом, квартиру, машину, дипломы и все прочее.

— Но преступник-то этого не знал! Он потому и пытал Осипова зажженной сигаретой, чтобы тот ему код сейфа сказал. Ну, а ноутбук и сотовый на виду лежали.

— Да в ноутбуке, кроме игр, ничего нет! Илья Павлович на нем только пасьянсы раскладывал да по скайпу с Америкой разговаривал! — резко проговорил Геннадий, но тут же постарался взять себя в руки.

Он закрыл глаза, стал медленно и глубоко дышать, успокоился и сказал:

— Как представлю себе, что Илья Павлович пережил, выть хочется! У него же очень низкий болевой порог. Он от обычного укола может сознание потерять.

— Теперь-то вы понимаете, что адреса и фамилии пациентов Осипова нужны мне вовсе не ради праздного любопытства? — спросил Гуров.

— Понимаю. За идею спасибо, мы ее проработаем. Но называть я никого не буду. Илья Павлович всегда свято соблюдал врачебную тайну. Вот и я лучше помолчу.

— Геннадий, вы не врач и соблюдать ее не обязаны. То, что вы делаете, является, формально говоря, противодействием следствию. Оно наказывается довольно сурово, вплоть до тюремного заключения, — предупредил полковник.

— Не надо меня пугать. Вот поправится Илья Павлович, к нему и обращайтесь. Если он сочтет нужным, то сам все скажет.

— Это был ваш выбор. — Гуров развел руками и поднялся.

— Не позорились бы вы, товарищ полковник, — заявил Геннадий и усмехнулся. — Александр Иванович Кондрашов адвокат опытный и Илье Павловичу очень обязан. Благодаря ему он наконец-то смог бросить курить. Мне его позвать, или миром разойдемся?

— Зовите, — согласился вконец взбешенный Гуров. — А я ему скажу, что вы не хотите, чтобы был найден преступник, напавший на Осипова. Если уж Кондрашов так хорошо относится к Илье Павловичу, то он мигом из защитника превратится в вашего врага. Скромно скажу, что любой серьезный адвокат по уголовным делам обязательно обо мне слышал и знает, что я еще ни разу в своей жизни никого напрасно не задержал.

Геннадий понял, что попал под козырной отбой, призадумался, а потом спросил:

— До утра потерпит? Мне посоветоваться надо. Я вам завтра утром все расскажу, или вы меня задержите.

— Согласен, — сказал Лев Иванович. — Надеюсь, скрываться не собираетесь?

— Еще чего? — возмутился мужик и тоже встал. — Тут дел полно, а я буду где-то отсиживаться!

Они вернулись в дом.

По виду Крячко Гуров понял, что у того ничего нового по делу нет. Тут как раз к сыщикам подошла Смирнова и заявила, что все посмотрела. Кроме ноутбука, сотового и содержимого сейфа, из дома ничего не пропало.

Криминалисты Гурова тоже не порадовали.

— Прости, Лева, — сказал Калинин. — Местные все отработали на совесть. Нам теперь только пальчики по базам пробивать. Сколько это продлится, я тебе сейчас сказать не могу. Их тут чертова прорва.

— Вы еще у Клавдии Алексеевны и Геннадия Петровича пальчики откатайте, чтобы их сразу отсечь и зря не мучиться, — приказал Лев Иванович, преследуя при этом еще и свою цель.

Мужик очень многое недоговаривал, хотя ему наверняка было что сказать.

Клавдия кричала, что вот уже и ее в преступницы записали. Криминалисты оставили без внимания ее возмущенные вопли и гневные взгляды сына. Они сняли с них отпечатки и начали собираться восвояси.

Понятые ушли, а Смирновы начали активно выпроваживать оперативников, особенно Геннадий. Не будь они столь настойчивы, Гуров ничего не заподозрил бы, но мать и сын очень уж суетились.