Место преступления - Фридрих Незнанский Страница 6

Почему рыболов такой говорливый? Да потому что молчит весь день, пока рыбку стережет! Вот в нем и накапливается тоска по доверчивому слушателю. Или кто просто молчит и кивает, не перебивая при этом.

Словом, не прошло и пятнадцати минут, как Агеев успел вызнать, что если хороший человек поудить приехал, наслышанный о красоте и природном богатстве здешних мест, а не гадить повсюду вокруг себя, то ему самый раз приткнуться у Фроськи Морозовой — Морозихи, как ее все знают. Нет, совсем не древняя, даже со своим интересом пускает постояльцев. Тут же ведь фабрика, а по недавним временам сюда постоянно гонцы всякие прибывали — то стройматериалы, то мебель им требовались, вот и останавливались на денек-другой. Вместо гостиницы. И такая здесь была, да сгорела, а бывший хозяин начал новую строить, но…

«Одним словом, мил человек, беда у него стряслась, — сетовал рыболов. — Кто говорит, сам того, вроде как разорился. Было дело — до забастовки дошло. А кто — уделали, мол, конкуренты его. Так что у Морозихи вполне можно. Где, говоришь, живет-то? Ну, так пошли, провожу, по пути… На Лесной, семнадцать, свой дом. Угости-ка еще одной… Ишь, какие интересные теперь делают!» — сказал, рассматривая тонкую сигарету белого цвета с длинным фильтром.

Легко выходящий на контакт, Филя быстро познакомился с Сергуней, сторожем при фабрике, которую при наступившем бардаке вроде как и охранять-то нет нужды, не производит она нынче ничего такого, за что еще деньги могут заплатить. Разве что оборудование ценное, но там — своя охрана, районные менты подрабатывают, жить-то все хотят.

Так, за неспешной беседой, скорее воспоминаниями, подошли к довольно-таки добротному дому, принадлежавшему Ефросинье Морозовой. Прямо-таки живая история, подумал Филипп, вспомнив музейную картину про боярыню — тоже Морозову: суровая баба, бунты, стрельцы, староверы… Но здешняя сразу показалась Филе куда привлекательней. Представляя гостя хозяйке, действительно совсем даже и не старой женщине, а наоборот, пышной и розовощекой, прямо-таки кровь с молоком, если кто понимает, возившейся на огороде с прополкой — ее руки в желтых резиновых рукавицах сжимали пучки мелкой морковной и свекольной ботвы, — Сергуня отрекомендовал его уже в качестве своего хорошего знакомого. Знать, рассчитывал на ответный ход со стороны приезжего. И не ошибся.

Легко договорившись с Фросей, что та сдаст ему на недельку свою пустующую веранду, Филя протянул Сергуне «денежку». Тому как раз должно было хватить и на бутылку с чекушкой, и на кольцо «краковской» — видел эту колбаску Агеев на витрине в магазине, ну, и батон там, — как бы с новосельем-то надо? Да без вопросов! И рыболов, оставив у дома свою снасть, скорым шагом отправился в «Продукты», а Филя поднялся на веранду, куда вскоре явилась и хозяйка. Она, заметил московский гость, приоделась: кофточка была другая, туфли вместо галош с вязанными носками, юбка не мятая — словом, было видно, что отнеслась к постояльцу доброжелательно, вот и заглянула поговорить да поинтересоваться. Ну, рыбалка — это понятно, тут многие от зари до зари на воде пропадают. А питаться-то гость как желает? В столовку фабричную бегать? А зачем? Так и не работает она. Можно и здесь договориться, обед там, то, другое, опять же и мужчина в доме — мало ли, починить чего. Забор, вон, поправить бы, если время будет, ясное дело. Время обязательно будет, уверенно подтвердил Филя и попросил сегодня же, немного позже, показать, где у такой милой хозяюшки непорядок с забором. «Ну, а с приездом-то, стало быть, как оно? — поинтересовался в свою очередь Филя. — Нет возражений?» Фрося даже зарделась слегка, она была вовсе не против того, чтобы маленько отметить приезд, — не пьянки же ради! — и заторопилась с огорода на закуску собрать зелень свежую — лучку, петрушечки, укропу, вон и картошечка от завтрака еще осталась, на сале жаренная, разогреть — одна минута. И Агеев с таким горячим аппетитом потер ладони, да так хищно ухмыльнулся, что хозяйка радостно рассмеялась: уж больно хорошо у него это получается!..

«Контакт есть!» — мог с уверенностью доложить в «контору» Филипп Кузьмич, и, похоже, для начала он будет очень полезен. Слухи слухами, а народу иной раз известно многое такое, о чем и не догадываются даже слишком заинтересованные следственные органы. Вот и представился шанс в селе — вообще, а на фабрике — в частности «провентилировать» обстановку. Но не сейчас, позже.

А с Сергуней что делать? Да прямо завтра же, с утра пораньше, махнуть на речку, а там и побалакать «за жизнь». Хозяйка — другое дело, она еще сегодня все расскажет, про что знает, не утерпит, главное ведь что в таком деле? Подход правильный. Ишь, как глазки посверкивают да пышные щечки с веселыми ямочками алеют! Хорошая хозяйка — славная, спорая, грех такой не помочь в ее давным-давно известных всему миру житейских заботах…

Покидая «Глорию», чтобы главным образом подготовить приезд в Бобров адвоката Гордеева, то есть, не привлекая к себе внимания, собрать максимум сведений о совершенном уголовном преступлении, — надо называть вещи своими именами, — Филипп Агеев имел перед глазами, план своих действий.

Под первым пунктом у него стояло само предприятие. Что оно собой представляет? Каковы доходы и расходы? Сколько народу работает? Как работалось населению до «самоубийства» хозяина и когда начались трудности на производстве с оплатой труда? Что по этому поводу думают сами рабочие? Что думают и в их семьях, на которых в первую очередь отражаются качество работы и оплата труда главных работников? Не «заводил» ли их кто-то специально? Жены часто знают больше своих мужей-кормильцев. Заодно неплохо было бы выяснить, кто у Краснова был в поставщиках материалов и кто из партнеров занимался сбытом продукции? Наконец, необходимо было «пошарить» среди приятелей самого предпринимателя: в бизнесе — это известно — нет места дружбе, а уж абсолютного доверия — тем более.

Одним словом, Гордеев, как человек, уже съевший собаку в подобных делах, быстро набросал целую груду вопросов, каждый из которых требовал отдельного времени и осмысления, причем его требовалось много — и на то, и на другое. И все это надо было сделать быстро и оперативно, поскольку столичный адвокат не рассчитывал оставаться в Боброве надолго. У него имелось немало и других, куда более важных дел. Просто он уступил настоятельным просьбам старого товарища Александра Борисовича, а также проникновенным взглядам прелестной в своей грусти Верочки, обещавшей хорошую награду за успех.

Цифрой «2» был отмечен ростовщик, о котором той же Вере Красновой было известно, казалось бы, все и ровным счетом ничего, кроме фамилии Плюхин, а по-местному — Плюшкин. Ни адреса, и никаких иных конкретных сведений. Народ знал о нем, многие у него находились в должниках, известно, что ссужал практически всем, кто просил, и при этом не боялся, что будет обманут. О чем говорит? О надежной «крыше» — в первую очередь. Значит, все-таки известен?

В расписке, которую показал Вере следователь Прыгин, но оставил у себя в деле, которое не стал возбуждать, стояла только подпись ростовщика. И никаких других документов, подтверждающих тот факт, что Борис Краснов брал деньги в долг и дважды переносил сроки возврата их, тоже нигде не было. Даже копий. Таким образом, если этот Плюхин действительно существует и занимается ростовщичеством, у него, как у каждого «аккуратиста» в подобных делах, должны сохраниться подтверждения этого факта как свидетельства его полной законности.