Дело о Сумерках богов - Георгий Персиков Страница 6

Раннее утреннее солнце заглядывало в высокие окна докторского дома. Родин, усевшись за свой стол и изучая список дел на день, допивал ароматный кофе. Сегодня к нему записалась на прием Ледянская – причем время ей было назначено непривычно раннее. Родин хмыкнул.

Елизавета Николаевна Ледянская была известной в Старокузнецке персоной. Уже не юная, зато с возрастом не просто узнавшая, а сама назначившая себе цену дама была местной поэтессой. Модные веяния доходили и до глухой провинции, поэтому Ледянская была в курсе всех последних тенденций и ваяла свой образ и стихи в сообразности с ними.

Последние несколько лет, после долгого увлечения темой тяжелой крестьянской жизни, закрепощенности простых женщин и освобождения простого народа от гнета тяжкой работы, поэтесса из демократки суфражистского толка эволюционировала в романтическую даму с примесью модного декаданса.

Теперь она воздыхала по рыцарским романам, одевалась в подчеркивающие ее в чем-то даже болезненную худобу платья, рассуждала о трагической судьбе женщины, склонной к тонким чувствам, страдала о несовершенстве, подлости и низости окружающего мира, а также интриговала весь город стихами о некой запретной и тайной любви.

Родин, исходя из общей картины, подозревал у нее алкогольную зависимость. Но внешность Елизаветы Николаевны была, стоило признать, более чем эффектной. Высокая, тонкая, с большими драматическими серыми глазами и длинными каштановыми волосами, уложенными на греческий манер, она умела показать себя. Особенно хорошо она владела актерским искусством и, выступая в салонах со своими стихами, неизменно вызывала взволнованные чувства у мужчин и зависть у женщин. Немудрено, что такая персона была одной из любимых героинь слухов Старокузнецка.

Ледянской было назначено на десять часов. Родин взглянул на часы, вздохнул и перешел в рабочий кабинет.

С опозданием на двадцать минут (приходить вовремя женщине, к тому же поэтессе, считалось и вовсе зазорным) Елизавета Николаевна появилась у дверей его кабинета.

– Доброе утро! – поздоровался Родин, поклонившись. Ледянская, по новой моде коротко кивнув, ответила:

– Чудесное утро! В нем есть тонкость начала жизни дня и печаль его увядания. Правда, в последнее время я слишком рано встаю. Знаете, не могу уснуть, страдаю от бессонницы…

Родин предложил гостье присесть и отведать кофе. Ледянская согласилась. Георгий позвонил и попросил горничную принести кофейник, воды и каких-нибудь сладостей полегче. Судя по настроению поэтессы, она была расположена к долгому разговору, вероятно, с падениями в обморок и другими красивыми жестами, потому было бы лучше ее сперва немного накормить.

– Ну что же, Елизавета Николаевна, как ваши дела? Что вас беспокоит? Рассказывайте все, не бойтесь, ведь я же врач, – улыбнулся Родин.

Ледянская кокетливо взглянула на него исподлобья, повернулась вполоборота и, периодически посматривая на врача в особенно важных моментах, начала рассказ:

– Знаете, Родин, в последнее время я себя чувствую совершенно кошмарно. Нет, правда, я даже не помню, когда мне было бы хуже! Я страдаю бессонницей. Каждую ночь не могу заснуть, весь вечер в голову лезут разные мысли… – она бросила взгляд на доктора. – Потом, едва заснув, тут же просыпаюсь от мигреней. Господи, какие страшные мигрени! Мне кажется, что моя голова просто разваливается на сотни маленьких кусочков, каждый из которых болит и тоже раскалывается! – поэтесса заломила руки в жесте, показывающем эту картину. – И до обеда я страдаю, а затем еще полдня мучаюсь оттого, что хочется спать и совсем не хочется жить! Невозможно!..

– Так-так… – пробормотал Родин. – А когда это началось?

– Несколько месяцев назад. Я не могла уснуть две ночи подряд и два дня мучилась головной болью. И, как назло, я выезжала… неважно куда, – добавила она, явно рассчитывая заинтриговать, но Георгий не отреагировал, продолжая делать неразборчивые пометки в блокноте. – Я пошла к первому попавшемуся аптекарю, я уже не знала, что делать, я готова была хоть из окна бросаться, лишь бы не болела голова. Он мне дал унцию кокаина, и мне немного помогло. Потом вроде бы все прекратилось, порошок помогал, но мигрени все равно возвращались. Сейчас без кокаина я вообще не могу существовать на этом свете. Это такая беда!.. Я не могу ни писать, ни читать, ничего!.. Помогите мне, доктор!

Ледянская несколько увлеклась и схватила Родина за руку. Тот нежно, но уверенно ее отнял.

– Успокойтесь, Елизавета Николаевна, все будет хорошо. Так, я уже немного понимаю вашу ситуацию. Выпейте воды, – он протянул ей стакан, – отсчитайте пятнадцать глубоких вдохов. Расслабьтесь, посмотрите в окно.

Ледянская в точности выполнила указания доктора.

– Теперь дайте мне вашу руку.

Родин измерил пульс. Он был вполне умеренным.

– Ну, Елизавета Николаевна, у меня есть некоторые подозрения. Как часто вы употребляете кокаин?

– Практически постоянно. Иначе моя голова не дает мне даже подумать.

– Понятно. Я сейчас скажу пугающую вещь, но вам нужно будет отказаться от кокаина.

– Как же так?.. – Ледянская сверкнула глазами на Родина.

– Мне кажется, у вас могла развиться зависимость от лекарства. Я вам сейчас выпишу рецепт – есть отличные заменяющие средства. И режим. Придется вам недельки две соблюдать строгий режим дня. Никакой жирной пищи и алкоголя, минимум сладкого, а еще свежий воздух и никаких волнений.

Ледянская вздохнула, изображая покорность.

– Но как же это все выдержать, доктор? У меня столько волнений, столько эмоций, столько проблем, которые не дают расслабиться!

– Придется на время отложить их. Ничего не поделаешь, иначе от мигреней, бессонницы и кокаиновой зависимости избавиться не получится. – Родин заговорил с поэтессой, как с маленьким ребенком. – Ваш режим – залог вашего здоровья.

– А, понимаю. Ах, но столько волнений, столько…

– Ну же, чем меньше вы о них думаете, тем лучше.

– Хорошо, – торжественно кивнула Ледянская.

Пока Родин дописывал рецепт, Елизавета Николаевна резко сменила тему: