Потайной ход - Фергюс Хьюм Страница 6

Питер совершенно потерялся в блеске литературной славы своей супруги. Он был простым, домашним, невеликим человеком, робким, как кролик, любил свой садик и свой камин, терялся в обществе. Не соверши он фатальной ошибки, женившись на миссис Сэксон, жил бы он сейчас в сельском домике и разводил цветы. А он сейчас торчал в городе и сопровождал миссис Октагон, когда она желала «блеснуть», как она это называла, в домах у своих друзей. Кроме того, каждую пятницу она давала прием, когда весь литературный Лондон собирался вокруг Ровены и стенал об упадке Искусства. Эти люди не сделали ничего, о чем можно было бы говорить, никто из них ничем не прославился, но они говорили об Искусстве с большой буквы, хотя сами толком не понимали, что это такое, поскольку истинное Искусство с большой буквы понятно лишь избранному кругу. Круг миссис Октагон пробила бы дрожь оптом и в розницу от одной мысли написать нечто интересное, что понравилось бы и современному трудящемуся классу. Все картины, песни, книги или пьесы, написанные не принадлежащими к Кругу авторами, считались «миленькими, но без изюминки». Популярное произведение объявлялось вульгарным. Чтобы считаться произведением искусства, по мнению миссис Октагон, это самое произведение должно было быть непонятным, напечатанным на лучшей бумаге особым шрифтом и продаваться за непомерную цену. Так сама Ровена создавала свои произведения, и ее имя не было известно за пределами ее маленького круга. Тем не менее она намекала на свою мировую известность и на свою славу среди всей англосаксонской расы. Миссис Лио Хантер из «Записок Пиквикского клуба» пребывала в таком же заблуждении.

С Питером проживали дети миссис Сэксон от первого брака: Бэзил, которому было двадцать пять, и двадцатидвухлетняя Джульет. Они оба были хороши собой и умны, но Джульет была более чувствительной. Ее тошнило от фальшивых восторгов Круга, и она ценила Питера куда выше, чем ее мать. Бэзила мать избаловала – она считала его гением. Он даже накропал книжку слабеньких стихов. Джульет любила брата, но она видела его недостатки и пыталась их исправить. Она хотела, чтобы он был прежде всего мужчиной, а не дутым гением, поскольку молодой человек был и правда талантлив. Но тепличная атмосфера «Святилища Муз» грозила уничтожить в нем последнюю искру гения, если ему не хватит силы духа противостоять болезненному подхалимству и лживым восхвалениям гостей. Бэзил не был сильным человеком. Он был приятным, праздным, довольно тщеславным и несколько склонным к расточительству. Миссис Октагон не знала, что Бэзил был расточителен. Она считала его образцом молодого студента Оксфорда и надеялась, что однажды он станет Лауреатом Англии.

Дневное чаепитие только что закончилось, и часть друзей миссис Октагон разъехалась. Мистер и миссис Октагон вышли, но последняя, вскоре после ухода последнего гостя, вернулась с какой-то бумагой в руке. Миссис Октагон, в рубиновом бархате, величественная и самодовольная, в буквальном смысле слова царственно воссела в кресло, а Джульет уселась напротив, перелистывая страницы нового романа, порожденного одним из членов Круга. Он был красиво напечатан и переплетен, красиво написан на «благородном» английском, но чтение не доставляло ей никакого удовольствия. Она отвлекалась и то и дело поглядывала на дверь, словно кого-то ждала. Миссис Октагон не нравились бледность Джульет и ее невнимание к ее собственным пленительным речам, потому, оказавшись с ней наедине, она воспользовалась случаем, чтобы сделать ей выговор.

– Дитя мое, – начала миссис Октагон в своей обычной трагической манере в духе белого стиха, – ты так бледна сегодня.

– Я не спала прошлую ночь, – ответила Джульет, бросая книгу.

– Твои мысли, несомненно, занимал Катберт, душа моя, – ласково сказала ее мать.

– Нет, я о нем не думала. Меня беспокоил… беспокоило… мое новое платье, – закончила она, тщетно пытаясь найти более основательный предлог.

– Дети такие глупые. Ты беспокоилась о платье, когда тебе надо было бы думать о человеке, который тебя любит.

– Катберт любит меня? – вспыхнула Джульет.

– Как Ромео любил твою тезку, дорогое мое дитя. И он к тому же очень хорошая партия, – добавила миссис Октагон, снова опускаясь до прозы. – Он наследник лорда Карэнби и однажды получит титул и состояние. Но я не стану заставлять тебя выходить замуж против твоей воли, дорогая.

– Я люблю Катберта, а Катберт любит меня, – быстро сказала Джульет, – и мы понимаем друг друга с полуслова. Странно, что он не пришел сегодня.

– Ага, – игриво сказала ее мать, – я же видела, что твои мысли где-то витают. Твой взгляд постоянно обращался к двери. Может, он придет попозже. Кстати, где мой дражайший сын?

– Бэзил? Он уехал утром. Мне кажется, он хотел нанести визит тете Селине.

Миссис Октагон несколько утратила изысканность своих манер и стала гораздо больше похожей на смертную.

– Тогда пусть лучше домой не возвращается, – отрезала она. – Селина Лоах моя сестра, но я ее не одобряю.

– Это бедная одинокая милая женщина, мама.

– Ну уж никак не бедная, и я имею все основания считать, что мирскими благами она не обделена. Одинокая – возможно, но по собственной вине. Вела бы себя как должно – носила бы сейчас гордый титул леди Карэнби. Что же до милой, – миссис Октагон пожала точеными плечами, – она не из тех женщин, кто завоевывает или хранит любовь. Ты посмотри, с кем она водит компанию! Мистер Хэйл, ее адвокат, человек неприятный. Я заметила что-то злое в его глазах. Это непонятно что, этот Клэнси – говорят, что он богат. Ну надо же чем-то компенсировать свои грубые манеры? Они постоянно к ней приходят.

– Ты забыла миссис Херн, – сказала Джульет, вставая и начиная расхаживать по комнате, бросая взгляд в окно.

– Я никогда не встречалась с миссис Херн. И, как ты понимаешь, по личным причинам я никогда не посещала Селину в этом ее дурацком доме. Когда ты была там в последний раз, дитя мое?

Девушка вздрогнула и смутилась.

– О, неделю назад, – торопливо сказала она, затем тут же добавила: – Не понимаю, почему Бэзил не возвращается. Его целый день нет.

– А ты не знаешь, почему он поехал к твоей тете, дорогая?

– Нет, – ответила Джульет, чуть замявшись, и снова повернулась к окну. Затем добавила, чтобы избежать дальнейших расспросов: – Я только раз видела миссис Херн, но она показалась мне очень милой и умной пожилой дамой.

– Умной? – подняла брови миссис Октагон, такие же писаные, как у ее сестры. – Нет. Она не из Круга.

– Можно быть умным и без этого, – нетерпеливо сказала Джульет.

– Нет. Все умные люди Лондона ходят сюда, Джульет. Была бы миссис Херн умной, она пришла бы в наше «Святилище».

Джульет пожала плечами и скривила прелестные губки. Она не ценила привилегий своего дома. С ее губ сорвался возглас, явно напоминающий слово «скучно». Однако она продолжила говорить о миссис Херн, словно чтобы не дать матери дальше расспрашивать ее.

– Миссис Херн окружает какая-то тайна, – сказала она, подходя к камину. – Я спросила тетю Селину, кто она такая, и она не смогла мне ничего сказать.